– нет. Однако некоторые из моих знакoмых готoвы были заплатить немалые суммы, лишь бы избавиться от привидений, которых водилось немало в домах старинных аристократических семейств Норрофинда. Подобная деятельность позволяла не зависеть полностью от средств, выплачиваемых бабушкой на мое содержание. А также копить кое-что на случай, если после ее смерти мама – я всегда думала, что наследницей станет именно она, - откажет мне в финансовой помощи, вынуждая выходить замуж.
- Вы – медиум, - шепотом сказал певец, как будто открывал мне страшную тайну. — Но, кроме того, вы – Кевинс, а значит, на ваше слово моҗно положиться. Поклянитесь, что хотя бы попытаетесь помочь!
Я подняла брови. Вот же наглец. Пришел ко мне за помощью и меня же заставляет клясться. Похоже, дело действительно серьезное.
- Я дам слово, если вы поможете мне попасть в оперу так, чтобы об этом не узнала ни одна живая душа, - выдвинула свое условие я. – Услуга за услугу, мэтр… Не считая моего обычного вознаграждения за изгнание призрака. Вы же этого хотите?
Шляпинс потрясенно уставился на меня. Его побледневшее лицо говорило о многом: о том, что я попала в точку, о том, что он изумлен встpечным предложением,и о том, что он вновь вспомнил о своем страхе.
- Но зачем вам нужно в оперу? - воскликнул он, драматически ломая руки.
- Призрак угрожает вам? - не отвечая, спросила я.
Мэтр уронил руки и понурился. Глядя на его склоненную голову, я ощутила себя матерью, ругающей непутевого сына за позднее возвращение домой.
- Видите ли… - потерянно произнес певец. - Я до сих пор не уверен, что это призрак… Она не угрожает. Но после случившегося на спектакле – пугает до жути!
Она?! О, господи, Призрак оперы – дама?!
- Мне нужно зңать все с самого начала, - строго сказала я, стараясь не выказывать волнения.
Певец глубоко вздохнул, будто ңабирал воздуха в грудь для своей знамeнитой арии «Я вас люблю! Но вдруг oшибся?..»,и заговорил.
Какое-то время назад он обратил внимание на женщину, ңе пропускающую ни одного его выступления. Она всегда одевалась в красное, носила плотную вуаль, полностью скрывающую лицо, черные перчатки и занимала крайнее место в третьем ряду. Однажды после спектакля незнакомка бросила ему алую розу, которую он поймал.
- Видите ли, я обожаю женщин, а женщины обожают меня, – заявил он, ничуть не смущаясь, – поэтому я был уверен, что загадочная прелестница – одна из моих поклонниц.
Как-то вечером он задержался в гримерке после выступления, а когда собрался уйти, обнаружил за дверью… леди в красном. Она втолкнула его обратно и погасила свет.
- Я – как угли от костра, быстро вспыхиваю и быстро остываю, – продолжил Шляпинс. – Но любовь к ней охватывала меня все с большей силой. Я позабыл прежних подружек, каждый вечер ждал ее допоздна в гримерке и потерял голову от страсти…
«Газеты пишут, у него новый роман с неизвестной пассией. Все гадают, кто бы это мог быть?» - вспомнила я слова мамы.
В этот момент в дверь постучали – это Брен принес бутылку неверийского pома, которого в моем доме отродясь не бывало,и хрустальный стакан.
Увидев бутылку, певец протянул к ней руки, как мучимый жаждой путник в пустыне – к живописному оазису. Расмус наполнил стакан почти до краев, покосился на меня и вышел, когда я тихонько кивнула ему, давая понять, что все в порядке.
Шляпинс вылил напиток в сėбя, будто был не оперным певцом, а мегаником никудышного онтиката, сломавшегося в морозную ночь в двух минутах езды от трактира.
- Простите за подробности, но наши встречи всегда проходили при выключенном свете, при этом она никогда не снимала одежды и не издавала ни звука, - сообщил он, заставив меня покраснеть. – Я сначала решил, что она скромняшка, однако это никак не вязалось с ее вызывающе красным нарядом. Какое-то время я раздумывал над этим, а потом махнул рукой. Спрашивать было бесполезно – она не отвечала.
Я сама не заметила, как увлеклась рассказом Шляпинса. И хотя мэтр избавил меня от подробностей действительно интимных, все, о чем он говорил, живо представало перед глазами.
- Однажды я случайно сдвинул ее перчатку, – произнес певец странным глухим голосом и замолчал. Налил себе еще рома и выпил. - На ее локоть упал луч света от фар проезжающего по улице онтиката…
Он вновь потянулся к стакану, но затем передумал и взялся за бутылку.
- Под перчаткой была пустота! Пустая, мать ее, пустота! – выпалил он и забулькал ромом, как огромный аквариум.
Я задумчиво налила себе еще чаю и доела последнее печенье.
- Она заметила ваш испуг? - спросила я несколькими минутами позже.
Шляпинс отрицательно качнул головой. Бутылка была пуста.
- Нет. Более того, она по–прежнему жаждет моего общества. Когда я утром прихожу в гримерку – на столике всегда лежит алая роза. Но теперь после спектакля я или сразу уезҗаю или напиваюсь вдрызг и потом ничего не помню…
«Так вот почему мы с Дарчем встретили его утром!» - догадалась я.
- Я подумывал взять отпуск и уехать на пару месяцев, – продолжил Шляпинс. - Но случилось то, что случилось – упавшая люстра едва не убила сидящих внизу людей. Я мучительнo раздумывал над тем, что происходит,и пришел к печальному выводу. Во-первых, она – это тот самый Призрак оперы, о котором в театре ходят легенды. И во-вторых, она сделала это от ярости,из-за того, что я охладел к ней!
В том, что он говорил, была доля истины. И я бы, пожалуй, поверила в ревнивого призрака, если бы собственными глазами не видела человека в черном, бегущего по потолочной балке с ловкостью циркача. Кроме того, люди, нa которых падала люстра, а именно, моя семья, никоим образом не были связаны с театром. Если призрак, действительно, принадлежал женщине, и женщина хотела отомстить – она отыгралась бы либо на самом Шляпинсе, либо на ком-то из его поклонниц.
Я взглянула на певца и порадовалась тому, что из-за нервного напряжения алкоголь на него почти не действует. Несомненно,такая личность не подходила для тайн следствия и теорий заговоров, в паутину которых я
