под носом, уплетающий за обе щеки бисквиты и пончики в глазури. Лоуренс, оставив пальто на вешалке у прилавка, послушно сел на указанное место, вежливо кивнув соседу. Тот постарался подвинуться, но с его габаритами это было непросто.
— Я вас прежде тут не видел, — заметил толстяк. — Турист?
— Художник, — ответил Лоуренс, а сам подумал, что это очень смелое заявление.
— Творческий человек, чудесно! Простите, но это вам стало плохо на берегу несколько дней назад? Ах, не смущайтесь. Маленький город, здесь все друг друга знают. Слухи быстро разносятся. Как птички. — Он добродушно подмигнул ему и впился зубами в новый пончик, брызнув заварным кремом прямо на рукав Лоуренса. — Извините великодушно мои ужасные манеры! — толстяк поспешно вытер крем салфеткой. — Очень жаль, надеюсь пятна не останется.
— Ничего страшного, — отмахнулся сновидец, завороженно наблюдая как толстяк расправляется со сладким тестом.
— Нет, не думайте, что я обжора, который потакает своим страстям, — вздохнул тот с полным ртом. — Я вынужден поддерживать форму. Из-за работы.
— И кем вы работаете?
— Смех и веселье, вот моя стезя. Организовываю досуг, так сказать. Никто не станет приглашать на вечеринку худого скучного человека от которого за милю несет грустью. Всем подавай смешного толстяка. Только он может так неуклюже и забавно одновременно сесть на собственную шляпу. Нет, я не жалуюсь, мне нравится моя работа.
— А вот и я! Готова принять заказ, — к ним сквозь ряды протиснулась официантка. — Сегодня у нас праздник. У моей внучки день рождения, поэтому к чаю прилагается один бесплатный десерт.
— Передайте ей мои поздравления. Я буду только чай, пожалуйста, — попросил Лоуренс. — На ваш выбор.
— Не волнуйтесь, мне не нужны все сладости этой чайной, — пошутил сосед. — Вы тоже можете их попробовать.
— У нас очень вкусные пирожные, — официантка предприняла еще одну попытку. — С клубникой.
— Нисколько не сомневаюсь в этом, но я просто хочу согреться. Спасибо.
Хрустя накрахмаленным передником, женщина забрала с соседнего столика пустые тарелки и вскоре вернулась с готовым чаем для Лоуренса. Сновидец вдохнул аромат и сделал большой глоток. Вкус был отменным.
— Ветреный сегодня денек, — заметил толстяк, аккуратно промакивая губы. — А для человека моих габаритов, у которого все тело как гигантский парус… — он взмахнул кистями, словно крыльями, делая вид, что отрывается от земли. — Хорошо, что ветер дует в сторону моего дома. Простите, если я много болтаю. Может, вы искали уединения, а я лезу к вам с разговорами.
— Почему вы решили, что мне нужно уединение?
— У вас грустное лицо. Вы улыбаетесь, но если присмотреться, то за улыбкой можно увидеть улыбку наоборот. Я грусть чую. Это у меня профессиональное. Хотите покажу фокус? Может, он вас развеселит немного… — и не дожидаясь ответа, показал сновидцу пухлую ладонь. — Видите, в руке ничего нет. А теперь? — он сжал пальцы в кулак и накинул сверху салфетку. — Раз, два, три! — салфетка слетела с руки. Между пальцев была зажата миниатюрная роза.
— Ловко! — похвалил Лоуренс.
— Это вам — в подарок. Извините, что цветок, а не бутылка хереса или чего покрепче. Обычно, я этот фокус показываю дамам, — рассмеялся толстяк. — Но раз у вас есть миленький цветок, порадуйте свою даму сердца.
— Увы, моя дама сердца сейчас очень далеко отсюда. — Лоуренс отпил еще глоток чая.
— Мне понятна ваша грусть. Не расстраивайтесь, чем ночь темнее, тем ярче солнце.
С этими словами толстяк поднялся, неуклюжий словно морж, вставший на задние ласты, и любезно кивнув посетителям, отплыл в сторону прилавка. Расплатившись, он завернулся в широченный серый плащ, и боком вышел из чайной. Несмотря на обилие людей после его ухода стало пусто.
Охваченный меланхоличным настроением, Лоуренс выпил две чашки чаю. Он выпил бы и третью, но ему уже хотелось в туалет, а он стеснялся пользоваться им в незнакомом месте. Нужно было возвращаться в коттедж.
«Синяя бухта» встретила запахом ванили. Этим вечером Мейбл принимала участие в благотворительном сборе средств и должна была испечь множество пышек с творогом и изюмом. Занятая кухонными хлопотами, она не заметила возвращения постояльца. Лоуренс крадучись, как заправский грабитель, поднялся к себе. Ни одна ступенька не скрипнула под его ногой.
Налив в блюдце воды, он бережно положил туда розу. Нежные лепестки только начинали распускаться. Если бы он не был одинок, то обязательно вывел бы новый сорт роз — для нее. И назвал бы в ее честь. Каково это, быть садовником? Прекрасная альтернатива бессмысленной работе в безликих помещениях Конторы. Лоуренс знал, что по внутренним документам у работников нет имен, только зашифрованные номера, ведь так проще вести учет. У персонала, занимающегося черной низкооплачиваемой работой, эти номера нанесены на черные комбинезоны белой типографской краской на груди и спине. И хотя он никогда не носил эту ужасную черную робу, в худшие дни жизни ему казалось, что она проглядывает из-под всех его прекрасных костюмов.
Лоуренс не помнил какой наступил день недели, после обморока он совершенно в них запутался. Время в этом странном месте шло иначе. В один момент он был уверен, что жил здесь всегда, в другой — что приехал только вчера. Он то и дело переживал воспоминания, которые с ним никогда не происходили и, если он потерпит неудачу, не произойдут.
Сновидец перечитал некоторые разделы записей Генри, особенно раздел о якорях, освежил в памяти содержимое записки с ключом ко сну Эдварда. Ему предстояло новое путешествие в сон этого странного человека. Теперь он точно знал, что метод почтмейстера работает, хотя и не так, как ему бы хотелось.
Лоуренс устроился как можно удобнее, укрыл ноги одеялом. Закрыл глаза, представляя во всех деталях пшеничное поле, лес и дом, стоящий на верхушке холма. Его он видел очень отчетливо. Почему он решил, что дом старый и запущенный? Нет, хоть дому и было немало лет, здание было в хорошем состоянии. Кое-где по северной стене полз мох, но с ним успешно боролись. Резные ставни на первом этаже были совсем новыми. Клумбы, разбитые перед входом, засажены прекрасными астрами.
Распахнулась входная дверь. На крыльцо выбежал мальчик лет десяти. Ребенок забежал за угол дома, осторожно выглядывая оттуда, явно кого-то поджидая. Спустя минуту на пороге показалась дородная служанка. В ее руках были ножницы для стрижки и полотенце.
— Господин Эдвард! — позвала она, тяжело отдуваясь. — Вернитесь! — она подождала, прислушиваясь, но тщетно. — Ох, за что мне это наказание.
— Что за шум? — на крыльце появился пожилой слуга в черной ливрее, выправкой напоминающий военного.
— Эдвард снова не дает себя подстричь. — Служанка щелкнула ножницами.
— Господин должен выглядеть наилучшим образом перед встречей с опекуном, — напомнил слуга.
