мне как до луны, но в больницу я не поеду.
Он отводит меня под относительное укрытие автобусной остановки, торцевая стенка которой представляет собой подсвечиваемый рекламный щит, живописующий прелести страхования жилища. Мне, впрочем, отнюдь не до иронии ситуации, и я просто прислоняюсь к плакату, пока не отпустит головокружение.
Клемент молчит, в то время как я мужественно пытаюсь собраться с мыслями.
— Поджог, — выдавливаю наконец. — Почему?
— В девяти из десяти случаев, пупсик, поджигают из-за страховки. Если дела в бизнесе пошли плохо, только так и можно выкарабкаться.
— Но в кофейне отбоя от клиентов не было.
— Ну, может иметься и другая причина. Сделки за наличный расчет очень удобны для отмывания денег. Может, владельцы забегаловки торгуют наркотой или что другое мутят. Вот конкуренты и решили наступить им на горло.
Я качаю головой.
— Я знакома с владельцем, Дэйвом, такой не станет впутываться во что-нибудь сомнительное.
— Тогда не знаю. Но сейчас это не важно. Нужно разобраться с тобой.
Обычно-то я разбираюсь сама с собой посредством длительного отмокания в ванне с бутылочкой вина и последующим просмотром на диване какого-нибудь отстойного телешоу. Внезапно на меня обрушивается убийственная реальность: нет больше у меня ни ванны, ни дивана, ни самого дома.
Ничего больше у меня нет.
Чуть ли не против воли принимаюсь мысленно составлять опись своих потерь. Из практичного: абсолютно вся одежда, ноутбук, кухонные приборы, телевизор и личные документы, включая паспорт и свидетельство о рождении. Из сентиментального: фотографии мамы, украшения, экземпляр «Гарри Поттера» с автографом, что Эрик подарил мне на сорокалетие.
Следом обрушивается еще одно осознание: тысяча шестьсот фунтов наличными, припрятанные в кухонном ящике. Это и еще кое-что, связанное с отцом.
— Ох ты ж, мать твою! — исторгаю я стон.
— Что?
— Блокнот! Я оставила его на журнальном столике в гостиной.
— Хреново. Но ты же вроде переписала все…
— Да, на ноутбук. Который превратился к бесформенную кучку дымящегося пластика.
Клемент качает головой.
— А впрочем, таблица со списком членов «Клоуторна», возможно, сохранилась на моем облачном аккаунте.
— Где-где сохранилась?
— На облачном аккаунте. Это база данных в «облаке».
— Вот насчет облака ни хрена непонятно.
— Не бери в голову. Главное, что могла сохраниться копия моей таблицы.
— Где?
— В этом и заключается смысл облачного аккаунта — я могу получить доступ к своим файлам в любом месте с любого устройства.
Пока Клемент недоуменно хлопает глазами, я достаю из сумочки смартфон. Разблокировав экран, вижу уведомление о текстовом сообщении. Наверно, я пропустила его в хаосе, последовавшем после встречи с констеблем.
Стучу по иконке и читаю послание:
Я тебя предупреждал. Не суйся, а не то потеряешь не только дом.
Мне приходится прикладывать усилия, чтобы воздух поступал в легкие, но даже так я задыхаюсь.
— Пупсик, что такое?
Если до этого я не испытывала шока, то теперь-то, черт побери, он точно меня охватил. Протягиваю телефон Клементу.
— Это… это от Таллимана.
Он читает, и на лбу его пролегают глубокие складки.
— Не понимаю, — произносит великан. — На хрена ему было сжигать твою хату, если он дал тебе шанс отправить назад чертов блокнот?
— Откуда же мне знать…
Вспыхивают синие огни скорой помощи, и фургон уносится прочь. Возможно, мне все-таки следовало именно в нем сейчас и находиться.
От холода меня пробивает дрожь. Надо было надеть пальто потеплее, а не эту тонкую куртку. Но теперь это единственная моя верхняя одежда, а платье на мне составляет весь мой гардероб.
— Идем, пупсик.
— Идти? Куда?
— Ко мне.
— Но мне нужно поговорить с полицией.
— Да фиг с ними, завтра поговоришь. Тебе нужно согреться, и нам необходимо решить, что делать дальше.
— С чем делать?
— Со всем. Давай, пошли уже.
Он обнимает меня за плечи и ведет прочь от остановки. Метров через сто вонь едкого дыма заметно слабеет. А потом впереди появляется такси, и Клемент машет ему рукой.
Никогда еще я не усаживалась на заднее сиденье такси с таким облегчением. Тем не менее хотя в салоне и довольно тепло, меня по-прежнему бьет дрожь. Клемент снова обнимает меня и привлекает к себе. Как бы мне хотелось позабыть произошедшее за последний час и просто погрузиться в блаженное неведение. Я пытаюсь отвлечься на протяжении всех десяти минут поездки, однако каждую мою мысль обжигает осознание, что я лишилась абсолютно всего. И когда мы прибываем к месту назначения, внутри меня уже полыхает настоящий пожар, — пожар исступленного гнева.
Клемент расплачивается с водителем и чуть ли не вкрадчиво просит меня выйти из машины. На улице я осматриваюсь по сторонам. Подозреваю, оно и к лучшему, что сейчас темно. Паб располагается в самом конце вереницы обшарпанных таунхаусов и производит впечатление типичнейшей забегаловки средней паршивости. А его название, «Королевский дуб», неуместнее некуда. В поле зрения ни тебе деревца, а в ветхом строении уж точно ничего королевского.
Мы обходим питейное заведение, и Клемент ведет меня через деревянную калитку в маленький дворик, сплошь заставленный алюминиевыми пивными бочонками. Там мы направляемся к другой калитке, за которой обнаруживается основательно запущенный газончик и примыкающий к задней части строения небольшой флигель, размером с домик на колесах. Меня охватывают опасения, что именно во флигелек мы и направляемся.
Метров пять по разбитой дорожке, и мой провожатый извлекает из кармана ключ.
— Вот мы и дома.
Он отпирает дверь, щелкает выключателем и приглашает меня внутрь.
Предстающее моим глазам зрелище послужило бы прекрасной иллюстрацией для словарной статьи на слово «гнетущий». Куда ни глянь, всюду полнейший упадок. Потолок над головой испещрен пятнами плесени, а каждый угол затянут обширной паутиной трещин. Под ногами основательно заляпанный и в той же степени исшарканный ковер. На стенах, слева и справа, выцветшие обои, едва держащиеся на отсыревшей штукатурке. Впереди, у задней стены, взывает к милосердию убогий кухонный уголок со встроенным шкафом, все до одной дверцы которого перекошены. Из мебели в помещении диванчик с истертыми до поролона подлокотниками, журнальный столик да шпонированный сервант, подобный которому в последний раз я видела в домах где-то в начале восьмидесятых.
Клемент наклоняется и разжигает газовый обогреватель.
— Прогреется, глазом моргнуть не успеешь.
Затем он устраивает мне экскурсию по остальному жилищу: спаленка, размеры которой все же позволили обставить ее двуспальной кроватью и шкафом, да душевая, где плесени на вид больше кафеля. Мы возвращаемся в гостиную, в которой и вправду стало на пару градусов теплее, чем в холодильнике.
— Не ахти какое жилье, извини уж, пупсик.
Да уж, не ахти — по шкале жилищных условий ниже такого только сквот. И все
