это максимальный уровень боли, ты бы сколько дала? — спросила она некоторое время спустя.
— В плане задетого самолюбия — пять из десяти. А вот тоска тянет на шестнадцать.
— Чёрт, Дебо.
— Не надо, а то я снова разрыдаюсь.
— Чёрт…
— Прекрати-и-и.
— Блин, какашечка.
— Ага-а-а-а-а.
Джамаль помог нам вынести разломанное реечное дно, так что я лежала на матрасе, брошенном прямо на паркет.
— Я боюсь возвращаться в Питомник, — произнесла я на одном дыхании.
— Осталось месяц продержаться.
— Да, но каждая проведённая с ним минута похожа на очередной оборот дрели прямо в сердце. Оно вообще скоро сморщится, как печёное яблоко.
— Ох, моя Дебо… Ты ответила на его сообщение?
— Нет.
— Почему?
— Не знаю, что ответить. «Ты и вправду козёл, но я всё равно тебя люблю»?
— Как вариант.
— Но он и так это знает!
— Возможно… Я буду ждать тебя завтра утром у твоего дома, хорошо?
— Окей.
— Можем пойти днём в библиотеку. Финишная прямая. Купим что-нибудь пожевать и будем готовиться к экзаменам.
Элоиза только что предложила заниматься вместе.
Повторяю: Элоиза только что предложила мне заниматься вместе.
— А Эрванн?
— Он считает, что я такая секси, когда учусь. Скорее всего, пойдёт вместе с нами.
— Думаешь?
— Ага, будет на меня смотреть.
— Ох.
— Кто знает, может, и он когда-нибудь откроет книгу.
— Ты права.
— До завтра, Дебо; постарайся немного поспать, хорошо?
— Ага. Ты тоже.
— Спокойной ночи, моя какашечка.
— Спокойной ночи, моя козочка.
Глава двадцать седьмая
В которой, возможно, Дебору ждут сюрпризы и откровения
В понедельник я проснулась гораздо раньше положенного с кучей губок для мытья в животе. Мама тоже уже поднялась, приготовила для меня кофе и ждала на кухне.
— Я не очень голодна, — отказалась я от истекающих мёдом тостов, хотя обожаю их.
— Ты всё ещё не хочешь рассказать мне, что происходит?
— У меня разбито сердце.
Мама отдала мой тост выжидающему под столом Изидору.
— Виктор?
— Угу.
— А Джамаль?
— А что Джамаль?
— Такой милый парень.
— Я согласна, но он мне не нравится. И, если уж ты хочешь всё знать, он больше по мальчикам.
— По Виктору?
— Поначалу да, но теперь нет.
Вдруг я осознала, что верчу в руках тост с черничным вареньем. И рассказываю маме интимные подробности из жизни. Мы разговариваем, лицом к лицу. И мне не неловко. Я говорю ей правду без всяких стеснений. Больше не нужны безопасные посредники в форме писем, больше не надо держаться на вежливом расстоянии. Мы общаемся. Конечно, немного взвинченно, на грани эпилепсии, но главное — говорим.
Я улыбнулась, и вдруг позвонили в дверь.
Мама вытаращилась и пошла открывать.
— Я принесла круассаны! — пропела Элоиза, запечатлев звонкий чмок на моей щеке, всё ещё пропитанной вчерашними слезами.
Я взглянула на часы: ещё пятнадцать минут до выхода.
И взяла круассан.
Чем ближе мы подходили к Питомнику, тем больше я разваливалась на части, словно меня сделали из воска и сунули под палящее солнце Сахары. Хлюп-хлюп. Падение неминуемо.
— У меня не получится.
— Всё у тебя получится. Ему тоже надо столкнуться с ситуацией.
— Да плевать на него.
Но Элоиза была права.
Хотелось бы мне превратиться в крошечный нейрон, способный пробраться к Виктору в мозг и понять, как там всё устроено, узнать, что он чувствует, и даже как-то повлиять на его мысли: «Целуй Дебору, целуй Дебору…»
Листва уже полностью распустилась, и весенние деревья ликовали, радовались новым зелёным одеждам. Я любовалась ими, чтобы отвлечься от дороги, от выхлопных труб и неминуемого столкновения с Виктором. Я бы с большей радостью пережила столкновение с астероидом накануне Армагеддона.
Придётся сидеть с ним в одном классе, ходить по одному двору, по тем же коридорам. Придётся стерпеть его мягкую походку, непослушные волосы, трёхдневную щетину, выплывающую из-за поворота. Придётся привыкнуть к мысли, что я могу с ним столкнуться, что он вот-вот появится, пройдёт в нескольких сантиметрах от меня. Он будет одновременно везде и нигде. Мне захочется с ним встретиться. Я даже буду ждать.
Пытка.
— Если бы у тебя было приворотное зелье, ты бы дала его Виктору? — ни с того ни с сего спросила Элоиза.
Не думаю. Мне бы хотелось, чтобы он любил меня по-настоящему.
Погрузившись в эти размышления, я вдруг заметила его.
Он меня ждал.
Пути назад не было: Виктор меня заметил и уже отошёл от стены в мою сторону.
— Я сейчас блевану.
— Спокойно, я вас оставлю. Сила и достоинство! — прошептала Элоиза.
Она ускорила шаг, и Питомник проглотил её. Виктор стоял передо мной.
— Хей…
— Привет.
Нет! Что угодно, только не эта надутая рожа, полная упрёков, Дебора! Я хочу казаться спокойной, уравновешенной, а не выпрашивать у него внимания!
Чуть высокомерный, он стоял напротив и трепал волосы.
— Ты получила моё сообщение?
Я кивнула. Вспомнив вкус его губ, я старалась не смотреть на них, но при этом вытягивала свои, как идиотка.
— Ты мне не ответила.
Наблюдательный.
— А ты на какой вообще ответ надеялся? Информативный, типа «Ок, Роджер, всё понятно, отбой»?
Виктор уставился на меня. Его лицо вытягивалось с каждой секундой, будто стало жидким.
— Или успокаивающий, типа: «Не беспокойся, ты не козёл, дело во мне, бедняжка»?
Тут Виктор совсем опешил:
— Нет, но…
— Или мольбы типа: «О нет, только не это. Виктор, помолчи. Дарлинг, помолчи, ты меня убиваешь, тише, тише!»?
— Да нет же!
Я говорила всё громче:
— Или ответ камикадзе: «Прощай, Виктор! Прощай, жестокий мир!»? Или же шуточки типа: «Не парься, я просто хотела проверить, хорошо ли ты чистишь зубы, кстати, навскидку, похоже, ты не пропускаешь визиты к стоматологу!»?
— Дебо…
— К твоему сообщению невозможно придумать подходящий ответ, Виктор. У тебя есть Адель? Ну хорошо, пусть будет Адель, мне нечего добавить.
Я скрестила руки на груди и направила на него, надеюсь, испепеляющий взгляд. В его глазах мелькнула тень волнения, но, наверное, мне показалось.
— Ты права, прости. Я идиот.
И вот снова — он ушёл. Быстрым шагом отправился прятаться в Питомнике.
Да, ты конченый идиот. Дырка от бублика. А мне остаётся лишь подобрать с земли пыльное самолюбие и скрутить его в бараний рог.
Вокруг почти никого не было. В 8:07 все уже сидели на уроках.
Я утёрла предательскую слезу, которая уже нависла на ресницах, и жалко побрела в Питомник.
Неделя длилась чуть ли не месяц.
На переменах я пыталась занять себя чем угодно, лишь бы не пялиться на Виктора и казаться естественной, но это стало настоящей пыткой: чем дальше, тем больше меня к нему тянуло.
Я скучаю
