говорили?
НА.: Не знаю. Пока не удалось установить прослушку. Вообще, надо ли устанавливать? Спрашиваю потому, что это волокитное дело: там все под наблюдением.
А.: У меня могут работать только профессионалы, чтобы ты знал.
НА.: Профессионалы — не волшебники. Другие профессионалы многое предвидят. Им за это тоже платят. Мы, конечно, сделаем все, что велите, но, предупреждаю, это может оказаться бесполезным.
А.: Хорошо, я подумаю. Теперь… Что по поводу… ну…
НА.: Повторяю: все, что угодно, за ваши деньги, но — не сегодня.
А.: Почему?
НА.: Нелепая случайность: там работает дочь Рукавишникова.
А.: Того?
НА.: Именно. Сами понимаете, что будет, если с ней что-то случится.
А.: Когда она сменится?
НА.: В девять утра, но, как говорят, на пересменку уходит до получаса.
А.: Понятно. Значит, до девяти тридцати пауза?
НА.: Если вы не против.
А.: Хорошо, оставьте там наблюдение и езжайте ко мне.
29. Москва. 7 января
Караван автомобилей на скорости преодолел поворот и устремился к воротам, за которыми высилось здание концерна Тимура Азизова, когда с другой стороны, перекрывая въезд, выехал микроавтобус, а следом за ним — «мерседес».
Из микроавтобуса вышел полковник и бодрой походкой направился к машине, в которой сидел Азизов. Стекла всех машин были тонированными, но полковник точно знал, куда идет. Наперерез ему выскочили несколько охранников, но полковник этого будто не заметил.
Перегородившему дорогу здоровяку, назвавшемуся «начальником службы безопасности концерна господина Азизова», военный предрек:
— В дворники хочешь, халдей?
«Халдей» не двигался, полковник — тоже.
Открылась дверца одной из машин, выскочил помощник Азизова:
— Что тебе, полковник?
— Твоего хозяина хотят видеть, — отчеканил полковник.
Теперь неподвижно стояли трое.
Азизов вышел, заговорил громко:
— Полковник, тебе погоны надоели?
Ответ насторожил своей простотой:
— Пройди в машину, с тобой будут говорить.
Так с Азизовым не разговаривали давно, и он где-то в глубине души слегка «просел». Еле нашел силы все так же напористо спросить:
— Кто?
На что получил ответ:
— Не уполномочен.
«Сказав „А“, следует сказать и „Б“», — решил Азизов, шагая прямо на полковника. Тот отступил в сторону в самый последний момент.
Азизов подходил к машине, когда дверца распахнулась. В машине его ждал Геннадий Мельников, человек, которого уважает и ценит президент. Это было неожиданно. Второй сюрприз за пару минут — это уже чересчур.
Чересчур, но наступает ясность. С Мельниковым проще, чем с неизвестным полковником.
Только теперь Азизов признался себе, что испугался. Полковник вполне мог быть частью покушения, это Тимур понял только сейчас, опускаясь на сиденье рядом с Мельниковым, но решил, что сейчас лучший способ ведения разговора — шутливый. Поэтому, поерзав, устраиваясь, с улыбкой спросил:
— У тебя есть выпить?
— Коньяк?
— Давай.
Сделав пару глотков, Тимур помолчал, потом повернулся к Мельникову.
Положение Мельникова «при дворе» было Азизову хорошо известно, но и Азизов тоже не мальчик, которого можно вот так гонять из машины в машину!
— Ну! Что надо?
Мельников спокойно помолчал, потом спросил:
— Ты, Тимур, что так разволновался?
— Я… — начал было Азизов, но собеседник перебил безапелляционно:
— Это не ты, а я! Мне нетрудно сейчас уехать, чтобы через полчаса у тебя тут все федеральные службы своей очереди ждали!
«Е2-Е4». Ход был сделан.
«Если прет буром, — подумал Азизов, — значит, что-то случилось. И ведь не позвонить сейчас никуда при нем. И выходить из машины, чтобы звонить, — глупо. Ладно, — решил он. — Надо отрабатывать».
— Из-за чего сыр-бор? — спросил он, имитируя улыбку.
Мельников улыбке подыгрывать не стал, но тон сразу же взял обычный, спокойный:
— Тимур, у меня есть просьба.
— Ну, так бы и сказал. Надо было для этого спектакль устраивать?
— Для этого и надо было, — уточнил Мельников.
— Что за просьба? — отступил Азизов.
— Мой товарищ обеспокоен. Все бы ничего, да я ему сильно обязан, сам понимаешь. А его преследуют, угрожают, даже стреляли.
— Ну, дела, — заулыбался Азизов. — Что за товарищ-то?
— Фамилия его Корсаков. Может, слышал?
Азизов помолчал.
— Может, у вашего товарища плохие знакомые?
Мельников развел руками, произнес с сожалением:
— Да я тоже об этом подумал. Некоторым его знакомым лучше бы оставить его в покое.
Азизов молчал долго. Потом спросил:
— Ну, и что я могу?
Мельников ответил, не повернув головы:
— Можешь воздержаться, — затем помолчал и добавил: — Лучше — забыть.
После паузы Азизов спросил:
— И надолго?
— Навсегда!
30. Москва. 7 января
Тимур Азизов был в бешенстве. Его унизили так, что виски сдавило и дышать стало трудно.
Вернувшись в свою машину после разговора с Мельниковым, он попросил всех выйти. Попросил вежливо: нельзя же открываться перед челядью.
Не доверяя тонированным стеклам, приложил к уху телефон и стал сам себе рассказывать стишки. Со стороны выглядело так, будто он с кем-то разговаривает, не давая собеседнику и слова вставить.
Нет, не успокоился, кровь бурлила по-прежнему, но мысль уже работала, подгоняя Тимура: «Ах, Корсаков, сукин сын! Позвал большого парня! Да ты еще больших парней не видел! Это тебе только предстоит! И то — для острастки. Ты мне пока еще нужен, Игорек, и в этом твое счастье. Недолгое».
Когда все, что следовало сделать, сложилось в единую картину, Азизов только и вспомнил о Мельникове, но лишь на миг. Сразу пролетела мысль: «Ничего не буду откладывать! Кто он такой, этот Мельников? Президентов меняем, а уж эту публику — и подавно!»
Караван из пяти машин подлетел к входу в больницу, тормознул так, что свист стоял на всю округу!
Впереди шествовали три охранника, раздвигая несуществующую
