узрел его, коленопреклоненного, перед гнездом Ворона – рука сжимает заветный мешочек Радиха, а на каменных плитах поблескивает единственный, инкрустированный медью сакрал. Ты застыл, не произнося ни слова.
– Я стянул мешок прямо у Радиха из-под носа, – бесстрастно сообщил Мават. – Проник в его покои, а этот болван даже не заметил.
Ты промолчал.
– А после спросил у бога, почему ты мне солгал.
– И что он ответил?
– Нет.
Мават надел амулет на шею, подобрал сакрал, сунул в мешок и, сняв с подставки фонарь, направился к заповедной лестнице. Ты последовал за ним.
Глашатай лежал в каменном коридоре лицом к усыпальнице. Глаза закрыты, грудь слабо вздымается. Мават поднял фонарь, осветив пленника.
– Отец, – мертвым голосом позвал он.
Глашатай разлепил веки.
– Мават! Освободи меня, разрежь путы, пока сюда не нагрянул мой негодяй-братец. Или ты расправился с ним? Он мертв?
– Нет, – безучастным ровным тоном откликнулся Мават.
– Он все равно не жилец. Поторопись, освободи меня и дай мне свой нож.
– Нет, – повторил Мават.
– Сейчас не до твоих капризов, мой мальчик. Думаешь, я это затеял? Я посадил Гибала на твое место? Нет, всему виною Гибал и эта тварь Зизуми. Разрежь путы, позволь мне умереть за Ворона, а с дядей поступай, как тебе заблагорассудится.
– Ты нарушил священный долг. От тебя требовалось умереть. И ничего более!
Фонарь в руке Мавата дрожал, голос переполняли отвращение и ярость. До сих пор он ни на секунду не усомнился в отце и сейчас изнемогал под бременем чудовищной, неприкрытой правды.
– Посвятить себя Ворону и умереть. А ты жив!
– Посмотри на меня! – слабо вскрикнул Глашатай и забился в своих путах.
– Господин… – заговорил ты и осекся.
– Помоги мне, Ворон! – взмолился Глашатай. – Единственный сын пляшет под дудку Зизуми. Старая тварь, это ее фокусы, а ты никогда не жил своим умом. Вы с дядюшкой одного поля ягоды. Грязные предатели!
– Десять дней, – холодно отозвался Мават. – Спустя десять дней ты по-прежнему дышишь. Помнишь мальчика-верба? Он исполнил свой долг, имея под рукою лишь заостренный кусочек металла, переданный Охотницей. Кусочек металла и несгибаемую волю. Неужто Ворон отказал тебе в помощи? Никогда не поверю.
– Я взывал к нему, – оправдывался Глашатай, – но тщетно. А одною силой воли сердце не остановить, как ни пытайся!
– Разве? – процедил Мават. – Но зачем отдавать все на откуп случаю, если у тебя в распоряжении имелось верное средство?
Он качнул фонарем в сторону лестницы:
– Почему ты не скатился вниз?
На лице Глашатая отразилось недоумение.
– Ты ведь мог перекатиться на площадку и ждать прилива!
У Глашатая перехватило дыхание, и он не нашелся с ответом.
– Мне все ясно, – отчеканил Мават. – Ты – клятвоотступник, а не Глашатай. Вернее, перестал быть таковым, покорившись Гибалу и судьбе.
Он с презрением отвернулся, устремив взор на дверь моей темницы.
– Мальчик, мальчик, – позвал Глашатай, словно впервые заметив тебя. – Умоляю, разрежь веревки.
Ты в ужасе воззрился на него. Мават, по вполне понятным причинам, воспринял предательство отца как личную трагедию, но для тебя оно было не меньшим злодеянием. Как и для всего Ирадена.
Мават распахнул дубовый створ, и дальнейшие слова пленника потонули в чудовищном скрежете. Мгновение Мават смотрел на меня, после чего захлопнул дверь и, не удостоив отца взглядом, направился к лестнице.
Ты поспешил следом, но уже через две ступени наткнулся на Мавата, застывшего с фонарем в вытянутой руке. В глазах у него стояли слезы.
– Господин?
– Вся жизнь, – бормотал он в пустоту. – Вся жизнь под откос.
Мават обернулся. Ты озадаченно нахмурился, не в силах сообразить, о чем он толкует. В отличие от меня.
– Господин… – позвал ты, но в последний момент осекся и переменил тему. – Тот валун… Откуда он и для чего?
– Понятия не имею. Я всегда знал, что в подклете сокрыто нечто, вверенное заботам Глашатая. Очевидно, валун и есть та самая реликвия, ведь ничего иного там нет.
Мават опустился на ступеньку и, пристроив подле фонарь, закрыл глаза.
– Чего добивается Гибал? Какую ведет игру? Передай мне в точности его слова!
– Господин, если твой дядя нагрянет сюда…
– Не нагрянет, – перебил Мават. – Вода поднимается. Гляди.
На твой суд уровень воды остался прежним, однако ты смолчал, покорно сел рядом и постарался детально воспроизвести монолог Гибала.
– Гибал считает этот… этот предмет богоизреченным. До меня и раньше доходила молва, будто в подклете хранится оружие времен войны с градом Вускцией.
– Валун мог взяться только оттуда, – твердо заявил Мават. – Как он сказал? «Когда наделивший его могуществом бог умрет»? Да, камень богоизреченный. Другой вопрос – как он вращается? За счет чего?
– Господин, под ним есть комната с колесами и валами. Похоже на водяную мельницу, только в разы больше.
– Полагаю, кто-то решил обезопасить богоизреченный предмет, – сообщил Мават после недолгого раздумья. – Хитрый ход – сделать его неподъемным и наделить силой лишь при вращении. Страшно вообразить, каким могуществом он обладает, коли Ворон не поленился доставить его сюда, водрузить на постамент и заставить вращаться.
– Господин…
Твое лицо исказила болезненная гримаса – смесь страха и обреченности перед тем, что неминуемо последует за твоими словами.
– Когда я впервые спустился сюда, валун… валун говорил со мною.
Мават посмотрел на тебя в упор:
– Говорил? Как? Что он сказал?
– Не знаю, откуда шел звук, – признался ты. – Но он был поистине… поистине чудовищным. Кровь стынет в жилах.
– Так что он сказал? – не унимался Мават.
– Господин, он сказал: «Эоло, теперь слышишь меня?» А я… сперва оцепенел, потом кое-как вымолвил: «Кто здесь?» Но мои слова заглушил скрежет, а он более ничего не добавил. Тогда я бросился наутек. Бежал, не разбирая дороги. Господин, разве град Вускция в войну не пленил иноземных богов, дабы местные покровители подпитывались их могуществом?
– По слухам, водилось за ними такое, – кивнул Мават. – Впрочем, сейчас это совершенно не важно. Важно, что Гибал вознамерился лишить Ворона человеческой жертвы и едва ли собирается отдать себя на заклание. Грязный предатель.
Он умолк, погрузившись в раздумья; ты сидел рядом – напряженный, измученный, подавленный, уронив голову на руки.
– А вдруг в словах Гибала есть доля истины? В отсутствие аватара Ворон уязвим. Вдруг он не способен переродиться иначе, как через жертвоприношение? А Гибал решил ему воспрепятствовать в надежде, что он… – Мават ткнул пальцем в сторону моей темницы, – будет питать Ираден и дальше, а Гибал тем временем подберет ему на замену иного бога-покровителя. Все в точности, как он и говорил.
– Господин, – распрямился ты. – Почему твой дядя по-прежнему восседает на скамье? Почему он
