воспрепятствовать этому, дождаться, пока свергнутый Глашатай умрет сам и заберет с собой в могилу Ворона. Еще Гибал поведал, что Ворон давным-давно утратил могущество, якобы валун поддерживал Ираден все эти годы. Кроме того, твой дядя признался в убийстве аватара. Господин, он вознамерился убить бога.
– Ложь, – процедил Мават, но с табурета не встал.
– Нет, господин. Это чистая правда.
– Но как Гибалу удалось провернуть подобное? – удивилась Тиказ. – До исчезновения Глашатая он много дней подряд не появлялся в башне. Его призвали спустя почти сутки и – вплоть до назначения Глашатаем – ни на секунду не оставляли одного. В башне всегда толпится народ: слуги, охрана. Туда просто нельзя проникнуть незамеченным.
– Можно, – возразил ты и достал из-под рубахи трубочку, обвитую змеиной кожей. – Эту вещь я нашел в усыпальнице. Глядите.
Ты стиснул амулет в кулаке.
Мават резко вскочил, опрокинув табурет – тот с грохотом повалился на пол и зацепил второй, с лампой. Тиказ проворно поймала ее на лету.
Мават подался вперед и принялся лихорадочно ощупывать кровать, бормоча: «Он исчез, исчез!»
Ты разжал пальцы, и у Мавата перехватило дыхание.
– Куда ты девался?
– Никуда, – отвечал ты. – Сидел там же, где сидел.
– Не ври! Я проверил всю кровать, и тебя там не было.
– Ты думаешь, что проверил, господин, но это не так. Вот как мне удалось выбраться из башни. Я сжимал эту вещицу и просто шел своей дорогой, никто меня не замечал. Пробовал заговорить с тобою, господин, но ты смотрел сквозь меня. Я не осознавал, что амулет у меня в кулаке, пока не вернулся на постоялый двор. И потом, на площади, когда ты… Ты… Я снова схватился за него, и ты выпустил меня. Бросился искать, хотя в действительности ходил вокруг.
– Что же это такое? – воскликнула Тиказ.
– Богоизреченный предмет, не иначе, – сообразил Мават.
Потрясенная Тиказ даже перестала сердиться:
– Богоизреченный, как в преданиях? Но разве боги, по глупости творившие подобное, не вымерли много веков назад? Ну, за редким исключением.
– Если кто-то из вербов приносит на поле боя богоизреченное оружие и оно попадает нам в руки, мы стараемся его уничтожить, – поведал Мават. – Вербские боги тщательно обдумывают свои речи, прежде чем наделить предмет сакральными свойствами, сопровождая их многочисленными нюансами либо условием, которое позволяет взять свои слова обратно без всякого или с минимальным ущербом для бога. Иначе говоря, предмет действует лишь в определенных обстоятельствах либо с определенной частотой. И тем не менее редкий бог отваживается на подобное.
– А вдруг Эоло наткнулся на трофей из града Вускции? – сощурилась Тиказ. – Поговаривают, будто под башней хранится оружие с той войны.
– Амулет валялся за грудой костей, – заметил ты. – Более ничего там не было. Только амулет и… камень.
Ты протянул руку, и Тиказ подала тебе чашку. После пары глотков ты сумел внятно выговорить:
– Едва ли он привезен из града Вускции. Присмотритесь.
– Змеиная кожа, – протянул Мават.
– Ксуланцы, – кивнула Тиказ.
– Допустим, твой дядя завладел амулетом и с его помощью обрел возможность передвигаться по башне никем не замеченным. А пока все искали твоего отца, припрятал вещицу. Швырнул ее в подклет. Или держал при себе, пока не взошел на скамью, а после сокрыл ее в усыпальнице, на случай если она вдруг понадобится.
– Если ксулахский бог и вверил амулет Гибалу, то лишь на определенных условиях, – с нажимом произнес Мават.
– Разумеется, – согласился ты. – Всегда есть подвох.
– Сгодится ли амулет для двоих? – заинтересовался Мават. – Что будет, возьмись мы за него разом?
Ты снял подвеску с шеи и выставил раскрытую ладонь со свитком кожи. Мават накрыл твою руку своею.
– Лесные деревья! – выругалась Тиказ. – Вы оба исчезли. Довольно, Мават! Это противоестественно и мерзко.
Мават отнял руку, и у Тиказ вырвался судорожный вздох:
– Впредь не смейте проделывать такое! Обоих касается.
– Ничего не изменилось, – выпалил Мават. – Эоло, но ведь ты действительно исчезал. Мне доводилось наблюдать, как вербы остановились невидимыми. Но дождь или непосредственное столкновение выдавали их… Мы же с тобою оставались зримыми друг для друга. А вот ты растворялся без следа.
– Не растворялся, господин, – устало возразил ты. – Люди неосознанно расступались, пропуская меня. Ты ощупывал лишь край кровати, но думал, будто исследовал ее всю.
– Значит, вы не становитесь незримыми. Просто люди перестают вас замечать, – констатировала Тиказ.
Лоб Мавата прорезали глубокие морщины.
– Хорошо, вербские боги не додумались до такого.
Ты нахмурился и глянул на свою руку, гадая, в какое русло устремились мысли Мавата.
– Господин, твой отец по-прежнему в подклете.
– Эоло, перестань!
– Но это так, господин.
– Ты несешь полную бессмыслицу, – отчеканил Мават. – Те, кто спускался под башню, никогда не возвращались.
Тиказ вклинилась между вами и воинственно скрестила руки:
– Не глупи, Мават. Эоло – один из немногих в Ирадене, кому ты можешь доверять.
Мават злобно уставился на нее, однако Тиказ не дрогнула.
– Я докажу свою правоту, господин. – Ты кивнул на кожаный свиток у себя на ладони. – Прямо на твоих глазах спущусь в подклет и поднимусь обратно.
Под покровом темноты вы с Маватом, взявшись за руки, покинули постоялый двор. Часовые у крепостных ворот не удостоили вас взглядом, охрана у входа в башню даже не обернулась. Вы молча поднялись по ступеням, миновав ничего не подозревающих слуг, которые машинально посторонились, пропуская вас.
Мават не проронил ни слова с тех самых пор, как взял тебя за руку на постоялом дворе.
Верхнюю площадку освещал единственный фонарь. Мават подхватил его свободной рукою. Небо заволокло тучами, ветер, переменившись, дул в направлении пролива. Волны озарялись редкими вспышками проплывающих кораблей.
– Как глубоко ты велишь мне спуститься? – спросил ты, едва вы очутились подле лестницы.
– Хоть до самого основания, если ты намерен и впредь упорствовать в своей лжи.
Мават сунул тебе фонарь.
– Я не лгу, господин, – повторил ты. – И сейчас ты в этом убедишься.
Мават молча выпустил твою руку, и ты с замиранием сердца зашагал по ступеням под нарастающий скрежет.
Нижняя площадка стояла по щиколотку в воде. Миновав затопленный участок, ты добрался до пролета, ведущего к Глашатаю, – и ко мне.
– Нет, – вырвалось у тебя.
Развернувшись, ты поспешил обратно. На полпути задул фонарь и дальше продвигался на ощупь, хватаясь за стену. Когда сверху потянуло сквозняком, ты замер, прислушался. Но не услышал ничего, кроме скрежета и отдаленного плеска волн. Медленно, с опаской ты преодолел остаток ступеней. Тусклый свет фонаря озарял пустынную площадку.
– Господин, – шепотом позвал ты.
Ответом было устрашающее безмолвие. Лишь спустя долгие пять секунд Мават разомкнул пальцы, и ты
