двое, и по трое, — я выдержала пристальный взгляд чудища, не опуская глаз, — и по сколько захотят! Может, и проклинать никого не станут. Наступят новые времена…
Конечно, будь у меня такая возможность, я бы охотно изменила все правила на Доске. Ведь остальные пешки и фигуры заслуживали иной жизни и права выбора не меньше, чем мы с друзьями. Но я сомневалась, что Игроки позволили бы мне распоряжаться в их мире. Уж лучше уйти туда, где свобода и так есть!
Дождь за пределами убежища прекратился, и небо не блестело молниями. Из-за серых облаков светили знакомые жёлтые лучи. И воздух стал таким свежим и приятным, что я с удовольствием вдохнула его, выбираясь из пещеры. И помогла Ройку спуститься, не уронив Ауфену. Чудище крикнуло нам вслед:
— Доброго пути вам, пешки чёрные!
— И тебе счастливо оставаться, — мой ответ, пожалуй, звучал издёвкой, но я подумала об этом много позже.
Ройк не проронил ни слова. Кровь у него на руке вскоре запеклась, и рана не досаждала ему. Если только не заденет рукой обо что-нибудь. Мы направились вперёд, и стоило нам завернуть за угол, как гора, пыльная дорога и пропасть исчезли. Ноги упёрлись в твёрдую чёрную землю, а вокруг разлились лесные запахи. Я посмотрела вокруг и вздохнула:
— Когда и безопасный лес не в радость…
Ройк опустил Ауфену на траву и сел рядом. Его молчание угнетало, и я не выдержала:
— Хочешь, я расскажу тебе, что с ней случилось?..
Закончить я не успела — друг вскинул на меня свои зелёные глаза. И я чуть не отшатнулась от злости, которая отразилась в его взгляде:
— Да что рассказывать! Я и так всё понял. Проклятые Игроки, в бездну их!.. — Ройк ударил кулаками по земле и долго, бессильно ругался. Если раньше мне становилось не по себе от его кощунства, то сейчас внутри ничего не шевельнулось. Ни страха, ни возмущения. Будто так и надо было. Наконец, поток ругательств иссяк, и друг спросил почти таким же усталым голосом, как злосчастное чудище:
— Она… С ней всё будет хорошо?
— Не знаю, — честно ответила я. — Предсказывать Волшебники и Волшебницы не умеют. Возможно, Ауфена не сумеет помогать нам молитвами.
— В бездну молитвы! Лишь бы с ней чего плохого не случилось… Я буду сражаться за нас двоих, — страшным шёпотом произнёс Ройк, и я вдруг позавидовала Ауфене так сильно, как никогда раньше. Шэве отказался встать на мою сторону, отказался даже от попытки меня понять. Не было никого, кто стал бы сражаться и за себя, и за меня!
Проглотив горечь, я сказала Ройку:
— Всё наладится. А если Игроков и вправду нет, и всё это лишь механизм, сделанный, скажем, Правителями… тем лучше. Они заняты Игрой и не помешают нам выбраться из этого мира в другой. Лучше, справедливее, чище.
Ройк кивнул и хлопнул меня по плечу:
— Ты умеешь поддержать, Ферджина!
Если бы я ещё и сама себе верила! Наверняка же эти проклятые Игроки существуют… Я выдавила из себя улыбку и пошла искать ветки для костра. Всё-таки надо было согреться и высушить одежду.
Ближе к вечеру Ауфена очнулась, и едва её взор прояснился, как она вскочила. Мы с Ройком удержали её с обеих сторон:
— Сядь, сядь! Всё в порядке. Ты в безопасном лесу.
— Я как будто из мрака вынырнула, — прошептала Ауфена. — Рассеялась пылью… а потом меня собрало воедино. Кто собрал, не знаю — видела только руки… Нежные, красивые руки.
Я слушала и хмурилась — от сбивчивых речей Ауфены потянуло холодом, а может быть, это ветерок прошёлся по лесу. Белое пламя костра дрогнуло.
— Неважно. Ты с нами, мы тебя вытащили из той горы, — мягко произнёс Ройк. Ауфена сжала его руку, он скривился от боли и, заметив эту гримасу, она всё вспомнила.
— Прости, прости меня! Это всё мои проклятые способности… Тебе обязательно надо будет рану промыть… и перевязать! Да хоть лоскутом от рубашки…
Ройк стал утешать её и похлопывать по спине. Ауфена плакала и лепетала уже что-то неразборчивое... Устав от этой сцены, я отошла подальше и прислонилась к деревьям. В наползающих сумерках даже безопасные леса кажутся не очень дружелюбными, думала я и смотрела в заросли, где что-то шевелилось. Животное? Птенец паони? Раздался треск веточек, и на поляну к моим ногам выкатился мешок.
Я замерла. Тот самый, в чёрных и красных квадратах! Как он сюда переместился? Ничего не понимая, я наклонилась и дёрнула за верёвку, стянувшую горловину мешка. И Деревянный Голос уведомил:
Мешок с припасами.
Из воздуха передо мной соткалось изображение и засветилось золотом.
Кусок кнейтового мяса: десять очков. Яйца паони: пятнадцать очков. Редкое и изысканное блюдо — мясо лефантуса — двадцать очков...
Голос перечислял бы так ещё долго, если б я его не перебила:
— У нас… а вернее, у моих друзей от силы очков двадцать пять на двоих осталось. Зря ты лефантуса тащил, мешок.
Тот обиженно — как мне показалось — дрогнул. Зато изображения сменились, и теперь мне начали предлагать еду, стоившую не больше пяти очков за тарелку.
— Вот это другое дело! — одобрила я и позвала друзей.
Ауфена подошла первой, мельком взглянула на мешок и дотронулась до моей руки:
— Ты не видела молитвенник? Я что, выронила его в пещере?
Вот же досада! Мы с Ройком забыли об этой книжонке.
— Не видела, — буркнула я. — Возьмём тебе новый.
Подруга молчала какое-то время, а затем тихо и печально уронила:
— Не надо.
Мешок выдал нам три куска мяса паони — от кнейтового Ройк отказался, а мы его поддержали. Ещё три кружки с травяным чаем, и очков не осталось. Мешок прыгнул обратно в заросли, а изображение погасло. Зато у нас было что поесть этим вечером!
— Я одного не понял, — обратился ко мне Ройк, когда мы допивали чай. — Твоё волшебство странно работало в пещере. Обычно искры поджигают. А тут они просто разрушили все строчки…
Свет костра выхватил лицо Ауфены — на нём отражался нетерпеливый интерес. Я пожала плечами:
— Не знаю. Может, это при столкновении волшебства с волшебством? То, что творит Ауфена, тоже в некотором роде волшебство. Даже лучше моего, — впервые я открыто признавалась, что мне больше нравятся жреческие способности, чем мои собственные. Ауфена закусила
