я схватилась покрепче за его сильную руку. — Интересно, куда нас приведёт этот путь?
Ауфена, вся дрожа, что-то пробормотала, но зубы у неё стучали от холода, и я не разобрала слов.
— Твой жезл не пострадает? Не перестанет выпускать искры?
Я невольно улыбнулась вопросам Ройка:
— Он же волшебный. Что с ним сделается…
Заглушая мои слова, небо загрохотало и извергло на нашу маленькую компанию все запасы воды, какие там были у Игроков.
— См-м-мот-т-рите! — Ауфена указала рукой на тёмное отверстие в горе. Убежище, где можно спрятаться, разжечь огонь и обсохнуть! Мы так обрадовались, что помчались к отверстию со всех ног. Залезть внутрь было нелегко — пришлось карабкаться, камни осыпались, но мы держались друг за друга. И, в конце концов, запыхавшиеся, мокрые, ввалились в убежище… и замерли.
Здесь кто-то был. Слышалось его — или её? — тяжёлое дыхание; в темноте смутно угадывались очертания огромного тела. Я вытащила свободной рукой жезл из кармана, готовясь отбить нападение…
— Добро пожаловать, путники хорошие, — зазвучал старый и очень усталый голос. Сделалось намного светлее: это раскрылись огромные жёлтые глаза с вертикальными зрачками, и от них пошло сияние, наполнившее собою всё убежище.
— Кто ты? — настороженно спросил Ройк, потянув стрелу из колчана. Чудище — или кто это был — только одобрило намерения моего друга:
— Стреляй, пешка чёрная, Лучник будущий. Стреляй… это облегчит страдания мои.
— Зато наши только начнутся, — парировала Ауфена и обхватила пальцами запястье Ройка. — Ты что, не видишь — это Жертва?!
Ройк поспешно вернул стрелу на место. Наступило молчание, и было слышно, как с нашей мокрой одежды стекали последние капли. А затем чудище тяжело вздохнуло. Я щурила глаза, пытаясь рассмотреть его — нас-то он хорошо видел в сиянии своих глаз, а его собственное тело оставалось в тени.
— Не напрягай очей своих, пешка чёрная, нельзя тебе видеть то, что проклятьем изуродовано.
— Кто же тебя проклял? — Жаль, что я не могла определить, говорил он правду или нет. Такое умение и с фальшивой Башней — выдумкой Золотого Араня — помогло бы, и много где ещё.
— Кто мог проклясть свою верную фигуру? Игроки.
Ауфена мгновенно выступила вперёд, напряжённая, как тетива лука, готового к выстрелу.
— За что можно было проклясть фигуру?!
В её голосе читался понятный страх: что, если и нас Игроки превратят в чудищ и раскидают по ловушкам в назидание другим?
— За то, пешка чёрная, — голос чудища прозвучал глухо, — что стал я фигурой лишней, правила новые не одобрил, бунтовать стал.
Я услышала судорожный вздох Ауфены.
— Фигурой лишней — это как? — переспросил Ройк. Он слушал очень внимательно, но спокойно.
— А так. Слышали вы, что фигур было более, чем тридцать две на Доске одной? И сама она необъятная была… Слышали о Мудрецах, Правителям верно служивших? Слышали о Драконах, на себе Правителей носивших? Слышали о…
— Не слышали, — перебила его Ауфена, — и уверены, что ты лжёшь! Клевещешь на Игроков!
Я заметила, как она прижала размякший от воды молитвенник к груди. Ауфена дрожала, как тогда, под дождём, но сдавалось мне, что теперь не от холода, а от гнева. О холоде мы и не думали — до него ли стало?
— Ауфена, ты не дала нам дослушать, — упрекнул её Ройк. В отличие от меня, он понятия не имел, что творилось с Ауфеной! Я знала — услышь она историю, порочащую Игроков, её доверие к ним исчезнет окончательно. А тогда нам всем станет хуже.
— Знать не желаете, сколь несправедливы создатели мира могут быть? — Голос чудища повысился и окреп. — А если расскажу вам историю свою, как служил я Игрокам верой и правдой, а они зло мне причинили, из забавы заточили…
— Не расскажешь! — взвизгнула Ауфена так, что мы с Ройком вздрогнули. — Лгун! Клеветник!
И, закрыв глаза, она запела ту самую молитву, которую я слышала у болота, но теперь громче и яростней. Руки Ауфены, державшие молитвенник, вытянулись вперёд. Она тряслась всем телом, и даже волосы у неё на голове зашевелились, как живые.
— Ауфена! Стой! Сама же говорила… это Жертва! — Ройк хотел остановить её, закрыть ей рот ладонью, но к тому времени в воздухе поплыли светящиеся строчки. Одна из них обвилась вокруг руки Ройка, он охнул и попятился, тряся окровавленной, порезанной кистью. Ауфена отбежала, не открывая глаз, и умудрилась не споткнуться; прижалась к стене убежища и запела снова. Тогда строчки набросились на чудище и стали терзать его.
— Да что же она творит?! — Ройк слизнул кровь со своей ладони, растерянный, не понимающий, что теперь делать. Подруга и союзница сделалась опасной и злой в одно мгновение!
Я беспомощно стояла, не зная, что делать, а потом меня осенило. Вскинув руку, я принялась стрелять искрами по Ауфениным строчкам! Вся цепь из букв, которая сдавила тело чудища, рассыпалась от моих суматошных выстрелов. А затем Ауфена распахнула глаза, огляделась, вскрикнула и упала на каменный пол убежища. Молитвенник выпал из её рук.
Чудище, раненое, но ещё живое, часто дышало. Я подошла к нему ближе и с содроганием увидела, что его тело и вправду похоже на изуродованную фигуру.
— Ты был… кем? — спросила я. Собственный голос едва повиновался мне. — Или это ложь, чтобы мы тебя убили и угодили в ловушку?
Чудище помолчало, прежде чем ответить — хрипло и утомлённо:
— Не ложь это, пешка чёрная… Правда. И был я Мудрецом… и Драконом я был… и многими другими.
«Что за глупости?» — подумала я. Видимо, проклятье повредило не только его тело, но и ум, и последнюю фразу я пропустила мимо ушей.
— И Жертвой я стал, — закончило чудище, подтверждая мою догадку. — Пешка чёрная, все, кто до Уровня этого добрался, о ловушке догадывались. Бывало, что обратно на дождь выскакивали. Так, как Жрица будущая ваша, никто не делал. Уже на избавление понадеялся, да нет мне избавления… Исцелятся раны, и буду сидеть я, мучиться жизнью тягостной, никто мне свободы не дарует…
Мне надоело слушать его жалобы, и я повернулась к Ройку. Он как раз поднял бесчувственную Ауфену на руки. А чудище всё наблюдало за нами.
— Давно ли пешки по трое ходят, как не бывало в давние времена, славные, благословенные?
— Надеюсь, что пешки смогут ходить и по
