сильнее, но все ещё не казался ей опасным. Просто у кухарки что-то сгорело, наверное. Между тем во дворе уже толпилась растерянная челядь.
Уже стемнело, на морозном небе зажигались яркие звезды. Огня видно не было.
Бледный как полотно Никитка потерянно шевелил губами, оглядываясь. Увидев спокойно сходящего с крыльца Ольга, он вцепился тому в рукав и прокричал:
— Я узнал этот запах! Это чумной огонь, чумной огонь!
— Сказка!
— Нет. Таким угуры сожгли мою деревню. Его не потушить ничем. Мы все сгорим, весь Бергород!
Дым валил уже из окон подклета, странный, маслянистый, неторопливый. Стелился по земле, обвивал ноги, ластился к людям, как кошка.
— Ну что ты развесил сопли? Пожарная команда где? Говоришь, не потушить? Ну так скачи во весь дух, пусть остальные дома спасают! Фрол, Марко, лошадей из конюшни вывести! Ермол, эй, Ермол, все ли люди вышли?
— Все, кажется, батюшка, ты ревел как бер…
Никитка уже седлал коня, что-то бормоча под нос. Сбегались соседи.
— А где Варька? — спохватилась Марика, тревожно оглядываясь.
Во дворе ее не было. Только Олена жалась к бабкиной юбке.
— Куда! Не смей!
Поздно. Наскоро пробормотав нехитрый заговор против огня, Марика закрыла лицо платком и бросилась внутрь. Она же ведьма! Ей ли не найти спрятавшегося ребёнка?
Огонь неторопливо и как-то лениво лизал деревянные ступени лестницы, но до светлых горниц ещё не добрался. Марика птицей взлетела вверх, заглянула в одну горницу, в другую… Хорошо ещё, что у Ольга не княжьи палаты! Варьки нигде не было. На всякий случай ведьма сунула голову и Ольгову спальню, но и она была пуста. Оглянулась: лестницу всю уж заволокло тяжелым дымом. Прекрасно! И девчонку не нашла, и сама сгинет теперь!
Не понимая саму себя шагнула в горницу и уставилась на огромный сундук в углу, где княжич хранил свой меховой плащ и прочие вещи. Бросилась к нему, откинула крышку…
Варька, конечно же, была там, вся дрожащая, зареванная. И не одна, с ней был внук дядьки Ермола. Ждан, кажется?
— Нашла? — раздался позади такой родной глас, а следом — натужный кашель. — Молодец, я б не додумался. Ох, да их тут двое!
Марика зло взглянула на Ольга, конечно же, бросившегося следом за ней: вот ведь дурень! Ему-то никак нельзя погибать, на кого он Бергород оставит? Ольг же решительно сграбастал детей, подбежал к окну и вышиб его ногой. Выглянул наружу, усмехнулся.
— Прыгать будем.
— Чтобы шею себе сломать?
— Ну, авось и не сломаем. Зато точно не угорим. Постель бери и вниз кидай.
Марика поглядела на него, как на юродивого, а Ольг только закатил глаза.
— Ну что стоишь как столб, родимая? Держи тогда.
Сунул ей икающую и всхлипывающую Варьку в руки, парнишку дрожащего на лавку опустил, подхватил в охапку лежащие на кровати меха, подушки и перину да бросил вниз.
— Вот, так помягче будет.
Марика подошла к окну, выглянула вниз: там народ сгрёб все сброшенное в кучу да принялся очень быстро кидать поверх свои кафтаны, шубы да рубахи. Ольг молча подхватил на руки Ждана и скинул его вниз, прямо в центр мягкой этой горы. Визжащий отчаянно мальчишка был тут же принят на руки мужиками.
— Теперь Варька.
Марика безропотно отдала девочку отцу, наблюдая, как та, раскрыв руки словно крылья, летит вниз. И снова — в самую кучу. Подскакивает сама, целая и невредимая, бросается в руки взлохмаченной Катерины.
— Я не буду прыгать, — шепчет Марика. — Лучше уж сгорю.
— Воля твоя, — кивает Ольг. — Скажи только: любишь меня?
— Люблю, — шепчет ведьма побелевшими губами. — Больше жизни люблю. Прощай! А-а-а!
28-2
Ольг попросту выталкивает ее из окна. Где-то за его спиной вдруг с рёвов вспыхивает пламя и что-то рушится, а Марика уже лежит на мягком. Сильный удар вышиб дыхание, но руки-ноги целы и голова работает как никогда ясно. Она откатывается в сторону и закрывает лицо руками, чтобы не видеть, как огромный и тяжёлый княжич прыгает вниз.
— Делов-то, — раздаётся над ее головой спокойный голос. — Я в сугробы с крыши прыгал, а тут всего лишь из окна.
— Да разве ж ты упомнить можешь, чадо? — скрипуче спрашивает княжича Ермол. — Тебе годков-то было… чай как Варьке…
— Не поверишь, как вниз поглядел, так сразу вспомнил, — тихо отвечает Ольг, прижимая к себе Марику. — И как нянька вокруг кудахтала, вспомнил. А потом тятька мне розгой по ногам…
Старик сдавленно захрипел и вдруг упал на колени:
— Сынко, родный, прости меня, дурака, я ведь и не верил… А ты внука моего…
Вой старого Ермола заглушил задорный звон колокольчика: прибыла пожарная команда.
Загремели лопаты, загрохотали ведра с водой. Люди кричали, суетились, пытались тушить вовсю уже пылающий дом, да где там! Огонь перекинулся на конюшню, горели баня и сараи.
— Чумной огонь не потушить, — тоскливо бормотал Никитка.
— Значит, бросайте тушить, копайте канавы вокруг, — скомандовал Ольг решительно. — Водой заполняйте. Терем сгорит — и бес с ним. Главное, чтобы дальше не пошло. Где моя Варька?
Заполучив дочь в руки, Ольг ревниво укутал ее в одеяло и покосился на Марику. Усмехнулся чему-то, кинул ей:
— Ну что, ведьма, смотри — я теперь бездомный. И почти нищий.
Это он лукавил, конечно. У него ещё пара лавок были, деревушка, да и сундучки заветные с драгоценностями Ольг из окна выкинуть успел первым делом. Марика потёрла чумазое лицо руками и хотела было огрызнуться, но не успела.
— Теперь я тебе ровня? Теперь меня в мужья возьмёшь?
Стало вдруг очень тихо. Даже собаки, что носились с лаем вокруг, заткнулись. Смолкли все разговоры, опустились на землю ведра с водой, головы повернулись.
Он и взаправду это сказал. При всем честном люде, ей, ведьме, старухе. Рехнулся?
— А зачем ты мне нужен? — хрипло спросила, зная, что нужен, нужен, больше жизни люб.
— Чтобы любить меня, конечно, — спокойно ответил Ольг, прижимая к себе голову встрепенувшейся Варьки. — И чтобы я тебя любил.
Такой вот, взъерошенный, полураздетый, с измазанным лицом, обугленной бородой, упрямыми губами и внимательным взглядом, он показался ей невероятно красивым.
— А возьму, — неожиданно для себя звонко ответила Марика. — Тебя ж, убогого, оберегать нужно. Так и норовишь убиться.
