Я пошел к спальне. Блеснув надеждой в глазках, Мари бросилась за мной и была ловко поймана в сдернутое с кровати покрывало. Крепко прижав к себе забившийся сверток, подождал, пока сопротивление иссякнет.
— Точно! Семпай же мужчина, поэтому хочет быть главным! — Сдавленно раздалась из-под ткани очередная гениальная догадка.
Как и ожидалось от культового персонажа! Стоооп!!!
— Бака! Говорю же — от шестнадцати и старше! — Отпустил сверток, и не ожидавшая этого Маша, ойкнув, уселась на ковер, продемонстрировав тощие ножки.
Освободив из-под покрывала голову, она втянула ноги под ткань и спросила:
— Значит, дело только в этом?
— Усердно кушай, запишись на какое-нибудь дзюдо, и через два года мы вернемся к этому разговору! — Ловко подгадил я будущему себе.
— Я поняла, семпай! — Счастливо улыбнулась милая девочка Мари, — Я буду стараться изо всех сил!
Твою мать, почему я не предложил какие-нибудь танцы?! А если она меня через два года занятий дзюдо меня заломает?
— А лучше давай отправим тебя на танцы!
— Нет! — Блеснув решимостью в глазах, покачала головой Маша, — Я должна уметь защищать семпая!
Нееет!!!
— Ты должна помогать семпаю делать лучший в мире контент! — Напомнил я об основной функции девушки.
— Я жалкая, но достаточно трудолюбива, чтобы справляться с обеими задачами! Но от школы придется отказаться! — С хитрой ухмылкой добавила она.
— Ну уж нет! — Возмутился я, — Законы нужно уважать, поэтому девять классов ты закончить обязана! И лучше тебе это делать здесь, где ты сможешь жить нормально, чем в спецшколе для трудных подростков, где ты будешь для меня бесполезна!
— Семпай такой цундере! — Ликующе возопила она, скинув одеяло и прямо из положения сидя прыгнув на меня.
Увернулся, и девушку рухнула на кровать. Не удержавшись, отвесил звонкий шлепок по заднице — с чисто педагогическими целями! — и тут же об этом пожалел, потому что Маша возбужденно пискнула и прошептала:
— Еще, семпай...
— Ну уж нет! — Потеряв самообладание, заорал я и широким шагом пошел к выходу.
— Семпай, подожди! — Донесся сзади испуганный призыв девушки.
Моя доброта поистине безгранична, поэтому обернулся и вопросительно посмотрел на укутанную в одеяло бледненькую Мари.
— С-семпай… — Она закусила губки, — Ты ведь уходишь не навсегда?
Что за трагикомедия?!
— До завтра! — Покачал я головой и вышел на балкон, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Вдох-выдох! Ты сам выбрал этот путь, Иоши, вдох-выдох! Шагая по балкону, машинально заглянул в окошко Аракавы, которая, несмотря на поздний час, сидела за столом и со счастливой улыбкой рисовала мангу. Потянувшись, она откинулась на стуле, и я узрел доселе прикрытую не до конца задернутой занавеской голую «полторашку». Умилившись, принял решение завтра же пускать «Стального Алхимика» в печать — на самом деле мог сделать это сразу, моя новая одноклассница очень стабильна, что, как известно — признак мастерства!
Не искушая судьбу, тихонько пошел дальше. А что там делает Такэути-сенсей? Гладит белье! Как прозаично и как… здорово, учитывая, что она делает это тоже по пояс голой! Вселенная что, спохватилась и решила выдать мне фансервиса за весь год?! Пожалуй, лучше не стану смотреть в окошко маленького Хиро!
Усевшись в лимузин, разбудил хлопком двери извинившегося за сон на рабочем месте Бунта-сана и спросил:
— Ты знаешь адрес старшего инспектора Хаттори?
— Я знаю адреса всех, кто вам может понадобиться!
Настоящий мистический таксист! Эх, классика!
— Поехали туда.
Тронувшись, водитель спросил:
— Что-то случилось, Одзава-сенсей?
— Не, просто нужно поговорить! — Стараясь не звенеть наручниками, налил себе водички — свет в салоне я предусмотрительно выключил.
— Хорошо. Но я должен буду рассказать вашему отцу!
— Само собой, — Не удивился я, — Спасибо за усердный труд, Бунта-сан!
Глава 20
Инспектор Хаттори в ответ на мое невнятное, сопровождаемое краснеющими ушами и шаркающей ножкой, бормотание поржал, но с наручниками помог.
— Ох уж эта молодость! — Хохотнул он на прощание и усадил меня в лимузин, не забыв конфисковать спецсредства.
Дома меня встретил взволнованный батя.
— Просто немного укрепил связь с полезным человеком, — Невнятно объяснился я, но отцу хватило — все еще чувствует себя виноватым, поэтому ходит по струнке.
Дед Казума сочувственно на меня посмотрел, похлопал по плечу и перенес тренировку на утро, оставшись ночевать в гостевой комнате. Когда мы с Хэруки после завтрака ждали автобус, она спросила:
— Как все прошло с Мари-сан?
— Нормально, наверное, — Пожал я плечами.
По крайней мере никто не пострадал.
— Что ж, пока у тебя все под контролем, я не стану вмешиваться! — Гордо поправила волосы Хэруки, и, жутковато наклонив голову, спросила: — У тебя ведь все под контролем?
Не став пугаться, уверенно кивнул:
— Конечно! Не переживай — я по-прежнему люблю только тебя!
И это правда — «гарем» по большей части отыгрывается в голове, так же как и подростковый бунт, поэтому все в порядке.
— Я тоже очень-очень тебя люблю! — Крепко обняла меня лучшая девочка, и мы погрузились в транспорт.
Сегодня — последний день класса в таком составе. С завтрашнего дня педагоги нас «перетасуют», и некоторые из ребят класс покинут, заменившись теми, кто мне нужен больше. Атмосфера в школе в преддверии расставания с третьегодками радостно-печальная. Получилось увидеть пару трогательных сцен, в которых перво— и второгодки просят на память у понравившихся семпаев (независимо от пола) оставить им на память пуговицы. А я-то думал мои воруют просто на сувенирку, но, оказывается, существует оправдывающий это аборигенный обычай.
«Выпускной» в Японии — это когда все собираются в актовом зале, слушают пару спичей, и третьегодки покидают родную школу. Всё! Никакой вечеринки, никакого дополнительного выходного. Впрочем, самоорганизации японским деточкам не занимать, поэтому классы Андо— и Хори-семпаев после официальной церемонии отправятся в кафе. Как планируют отмечать другие, я спрашивать не стал. А вот речь, как и планировалось, сразу после директора, толкнул: пожелал уважаемым семпаям удачи в дальнейшей жизни и соврал, что мы все многому у них научились.
После церемонии устроили прощальное чаепитие в литературном клубе, куда с завтрашнего дня мне путь заказан, так что почти заплакал вместе с Сакурой-семпай.
