Да ладно, Аленка, что, враг самой себе, что ли?
Остаток дороги удалось провести так, чтобы водитель не мог пожаловаться, что Ольховский пользуется служебной машиной не только в личных, но еще и неприличных целях. Хотя на самом деле это только Аленке удалось, хотя это и было сложно, а вот Макс с абсолютно спокойной улыбкой сидел себе, запустив правую, невидимую водиле руку Аленке под юбку, забрался в её трусики, как будто так и надо было, и легонечко поглаживал там, у самого входа в лоно. Кажется, его пальцы там танцевали какой-то ритуальный танец. И не только ведь ласкал самым непотребным образом, но еще и нашептал Аленке на ухо, что бы он сейчас с ней сделал, если бы у них не было свидетелей. Нет, он по-прежнему был мастером «вербального секса», а Аленка сейчас очень хотела нырнуть в ванну со льдом, остужать раскаленный мозг – ну и тело тоже, да. Как от неё пар не шел – была загадка.
– Ты издеваешься, да? – тихо шепнула ему Аленка в какой-то момент. Слава богу – магнитола голосила что-то дурным голосом про алкоголичку, водитель всего этого вроде не слышал. Ну, по-крайней мере на его физиономии был профессиональный покерфейс.
– Я тебя перенастраиваю, – усмехнулся Макс лучшей из всех своих обезоруживающих улыбок. – Потому что мне испортили весь мой коварный план.
– Нравится меня мучить?
– Мне нравится заставлять тебя кончать, – бархатным шепотом сообщил Макс. – Нравится тебя возбуждать, так, чтобы ты думать ни о чем не могла, только обо мне. Мне много что нравится делать с тобой, Сан, но не мучить, ни в коем случае.
– Ну, ладно, убедил, – Аленка прижалась к его колючей щеке губами. – А что там с обещанным наказанием? Ты не передумал?
– О нет, милая, – коварно улыбнулся Макс. – Можешь даже не надеяться на мое милосердие. Дай только до дома добраться…
32. Шарик. Просто шарик
– Макс…
Ответом на этот практически капитулирующий стон стала лишь усмешка.
– Кто-то там называл меня мастером.
Аленке хотелось сгореть. Потому что в принципе жить вот так, как сейчас – раскаленной до бела, – было, конечно, офигеть как приятно, остро, волнующе, но на самом деле – почти невыносимо. Потому что вот здесь был Макс, то и дело провоцирующий Аленку случайными прикосновениями, а внутри Аленки, в тесно сжатом лоне, касался внутренних стенок шарик со смещенным центром тяжести.
Честно говоря, сначала Аленка не особенно поняла, в чем прикол этой затеи. Ну подумаешь, шарик, он небольшой, с членом несравнимый, а потом…
А потом поняла, что гулять с подвижным ребенком, ходить торопливым шагом, подниматься по лестницам, спускаться по ним – когда внутри тебя трется о чувствительные стенки и задевает очень чувствительные точки прохладное инородное тело с бархатистой поверхностью, действительно – то еще испытание.
И если сначала все было так невинно, ну подумаешь, легкое трение, это даже приятно, то сейчас – смертельно хотелось забиться куда-нибудь в туалет, сжать пальцами клитор и довести саму себя до разрядки. Но во-первых, этого делать было нельзя, потому что вообще-то Макс был рядом. Смотрел на Аленку своими шоколадными глазищами так жадно, будто в уме её как раз шоколадом и обмазал, и медленно, неторопливо облизывал. А во-вторых – по условиям игры этого делать было нельзя. То есть, даже если бы у Аленки и была возможность сжульничать и получить, наконец, свой долгожданный оргазм – она бы не стала этого делать, потому что не хотела проигрывать.
Приходилось терпеть и наслаждаться собственной честностью. Ей-богу, чувствительность повысилась в разы. Аленка даже ощущала, что шарик был не полностью гладкий, а слегка рельефный. Самую чуточку – наверное, будь рельеф очень ярко-выраженным, Аленка бы уже проиграла, но нет – пока она держалась. Зато полностью изучила «наощупь» и продольную извилистую линию, опоясывающую шарик, и две выпуклости, расположенных асимметрично. Выпуклости эти были действительно маленькие, но когда они – именно они – задевали какой-то очень чувствительный участок лона, – у Аленки из ушей чуть искры не летели. В эти моменты она сжимала локоть Макса еще сильнее, впивалась в него пальцами – а хотелось зубами. Потому что жарко было и снаружи – все-таки лето в кои-то веки не скупилось на тепло, – и внутри, причем количеством тепла, что сейчас пропекало Аленку до румяной корочки, можно было бы обогреть пару московских микрорайонов.
Шарик, кстати, почти не нагрелся, и в этом была ирония. Он-то был прохладный, а Аленка же едва не задыхалась от переполняющей ее духоты.
Самое, что было нечестное, по идее, прогулка с Лизой была нужна для сближения с девочкой, а не для того, чтобы Аленка изнемогала от желания кончить наконец.
В общем и целом Лизе, конечно, было не до неё. Но все-таки глядеть на какую-то очень печальную мордашку девочки, а думать только о сексе – было как-то не очень.
А так – с Лизой гулять было легко. Особенно с Лизой и самокатом, благо девочка была уже поднатасканная, останавливалась у переходов, не заезжала на выезды и не уезжала далеко от отца. Она была какая-то жутко невеселая, и на самом деле Аленке это не нравилось. Они даже забегали в какую-то кафешку – и Аленка улучила момент, пока Лиза мыла руки, чтобы спросить: «Что случилось?»
Лиза промолчала, даже глаз на Аленку не подняла. А вроде нормально же все было… Еще вчера Аленка сумела добиться того, чтобы Лиза на неё смотрела хоть и с опаской, но все-таки с симпатией. И все. Все исчезло как дым. Что вообще могло случиться?
Макс тоже это замечал и недовольно хмурился порой, глядя на дочь, которая никак не поддавалась расслабляющему влиянию прогулки.
– Может, мне все-таки не стоило с вами идти? – в какой-то момент поинтересовалась Аленка, когда ей удалось присесть и хоть на пару минут перевести дух. – Кажется, Лиза не рада меня видеть.
– Она с утра такая, – негромко откликнулся Макс. – Так что ты не при чем, Сан.
– А ты утром домой заезжал? – поинтересовалась Аленка, а потом запоздало сообразила, что да – заезжал. По крайней мере сменил костюм с выставки на джинсы, майку и синий пиджак. Стиляга, блин.
– Ну, знаешь, – Макс виновато улыбнулся, – по субботам я всегда с Лизой завтракаю, даже если мне нужно на работу.
Взглядом он вроде бы извинялся. Балбес. Потому что да – утром он уехал и бросил Аленку одну. Но, в конце концов, понятно, что некоторые его обязательства требовали, чтобы он с Аленкой проводил не круглые сутки. Вообще, для человека с работой и
