художника-экзистенциалиста, который почти четыре месяца прожил на богом забытом ирландском острове — один, вдали от цивилизации, отшельником в хижине, без электричества, водопровода, на рыбе с картошкой, она прославит меня как великого английского художника, который слущил с реальности все покровы, задался теми же вопросами, что и Гоген: «D’ou venons-nous? Que sommes-nous? Ou allons-nous?»: «Откуда мы? Кто мы? Куда идем?» Вот вам, пожалуйста, дамы и господа в шелковых шарфиках и при «Ролексах», уважаемые журналисты и журналистки из «Таймс», «Телеграф», «Гардиан», с Би-би-си — этот великий английский художник в очередной раз ставит перед нами все те же вопросы. Но не на материале французской колонии на Таити, где писал свои картины Гоген. Гораздо ближе к дому. Ближе ко всем нам, собравшимся здесь нынешним вечером. Он ставит эти вопросы применительно к Ирландии. К нам. К отношениям между Британией и Ирландией. С Ирландией, бывшей британской колонией. Ллойд, как и Гоген, задается доселе не получившими ответов вопросами о том, как мы все вместе существуем на этой земле, на этих островах, люди, животные, духи, все мы проходим одни и те же стадии рождения, жизни и смерти, бок о бок, в тесной связке, в рамках своего сосуществования, взаимозависимости — и все это он осознал так точно, так проникновенно, потому что жил на острове, на скале, окруженной морем, где все существование сведено к жизнеобеспечению, и все взаимоотношения на этой удаленной скале полностью обнажены, и этой великолепной работой художник задает нам вопрос, нет, бросает нам вызов: осмыслите свои взаимоотношения с землей, друг с другом, взаимоотношения Британии и Ирландии — разделяющее нас море по-прежнему окрашено кровью простых людей, мужчин, которые моют дома посуду, женщин, которые идут с матерями в магазин, детей, которые катаются с дедушкой на катере, а еще кровью молодых английских солдат и молодых ирландцев, называющих себя борцами за свободу, осмыслите хаос, проистекающий из этих смертей, из кровопролития, сосуществующий с красотой народа, пейзажа, изуродованного, выкорчеванного райского сада, оказавшегося в подвешенном состоянии, состоянии незавершенности, где призраки прошлого продолжают мерцать в настоящем. Спонтанный взрыв аплодисментов в рядах публики в шелковых шарфиках и при «Ролек-сах», в рядах журналистов и журналисток. Эту великолепную картину, дамы и господа, Ллойд создал, опираясь не только на Гогена — да еще и кивнув по ходу дела в сторону «Герники» Пикассо, — он также опирался на примитивное и наивное искусство, на свой давний интерес к этим способам творчества, и этот интерес подстегнуло его знакомство с Джеймсом Гилланом, мальчиком с острова: его изумительные наивные работы вы сегодня тоже можете здесь увидеть. Ллойд сдружился с Джеймсом, известным также под своим ирландским именем Шимас, и был поражен врожденным живописным талантом мальчика. Его врожденной способностью видеть глазами художника, осмыслять как художник. Творчество мальчика с самого начала связывалось в сознании Ллойда с работами древних китайских мастеров, писавших в линейном стиле, ставивших в один ряд людей, животных, духов: этот подход был забыт в европейском искусстве в эпоху Возрождения, когда линейный нарратив — сегодня мы можем его видеть в наскальной живописи — был отвергнут, чтобы дать художнику возможность сосредоточиться на единственной точке, единственном человеке, создать в картине доминанту.
Создать доминанту в обществе. Ллойд, великий английский художник, отверг привычные нам традиционные подходы, он возвращает нас к равноправию, царившему в период наивного искусства. Дамы и господа, предлагаю всем вместе поднять тост за Ллойда, великого английского живописца, творчество которого сегодня выглядит в Лондоне столь же радикальным, каким выглядел когда-то на парижском Салоне «Завтрак на траве» Мане. Мане сочетал классику с современностью, Ллойд же радикальным образом соединяет в единое целое примитивизм, наивное искусство, импрессионизм и постимпрессионизм, создавая совершенно оригинальный и новаторский стиль.
Ллойд улыбнулся. Потом засмеялся.
Чего смешного, мистер Ллойд?
Любит моя жена указывать другим, что им думай.
Ваша наполовину жена.
Моя жена.
Ллойд пересек мастерскую, встал рядом с мольбертом. Посмотрел на картину Джеймса с изображением утесов, на розовые и синие сполохи в солнечном свете.
Очень хорошо, Джеймс. Думаю, нужно взять ее для выставки.
Значит, это будет шестая моя работа.
Джеймс отнес картину в угол сохнуть. Снова поставил «Мпа па hEireann» на мольберт.
Тут надо кое-что доработать.
Мне она очень нравится, Джеймс.
Я не соглашусь ее продавать.
Ллойд кивнул.
В таких случаях именно ее-то все и хотят купить.
Джеймс стал дорабатывать фигуру матери: глаза, мерцающие линии под поверхностью кожи: вот-вот проступят, вырвутся на поверхность.
А большая эта галерея, мистер Ллойд?
Как раз нужных размеров. И в самом центре.
Люди очень любят туда ходить.
А я туда попаду?
Разумеется. Это же твои работы.
А мне нужен будет костюм? Пиджак?
Лучше как есть, Джеймс, — прямо что надо.
Джеймс кивнул.
Можно надеть джемпер, который сейчас вяжет мама.
Отлично.
Он будет совсем неношеным.
Замечательно.
Я буду ходить по галерее в образе островного мальчика, в островном джемпере.
У тебя отлично получится, Джеймс.
Знаю, мистер Ллойд.
А мама твоя приедет в Лондон, Джеймс? На выставку.
Джеймс покачал головой.
Она отсюда никуда.
Совсем?
Она отца ждет.
Ллойд вздрогнул.
Но он же погиб, Джеймс. Утонул.
Она все равно его ждет.
Джеймс указал на свою картину.
Они все ждут, сказал он. Ждут, когда их мужчины вернутся из моря.
Может, тебе поменять название? На «Зал ожидания».
Джеймс еще раз посмотрел на свою картину.
Ну, может, мистер Ллойд.
Ллойд вернулся к своей картине.
Пожалуй, Джеймс, можно сказать, что работа
закончена. Пусть просохнет как следует.
Сколько на это нужно времени?
Несколько дней.
А потом уедем, мистер Ллойд?
Да, Джеймс. Потом уедем.
Ллойд еще раз посмотрел на свою картину.
Ты подтолкнул меня в нужную сторону, Джеймс.
Своими линейными нарративами.
Так она ж не линейная, мистер Ллойд. Линейная, Джеймс.
Мама-то там в середине. А остальные как бы вспомогательные.
Ты неправ, Джеймс.
Похоже на обложку для альбома, мистер Ллойд.
Джеймс засмеялся.
«Boomtown Rats», мистер Ллойд. Боб и крысы.
Марейд и островные.
Ллойд покачал головой.
Нет-нет, Джеймс. Тут все куда многозначнее. Может, мистер Ллойд. Но моя картина совсем другая.
Ну это вряд ли, Джеймс.
На моей картине все равны, у каждого своя история. А у вас не так. Там мама главная.
Она очень красивая.
Джеймс пожал плечами.
Это не придает ей особой ценности, мистер Ллойд.
В моих глазах — придает.
Значит, вы пишете не как я, сказал Джеймс. Вы пишете как вы. Как англичанин на ирландском острове.
В каком смысле?
У вас остров становится тем, чем
