стрелок! Сам по себе… А, сейчас – один остался… Приказом директора, тебе предписано к нам, в команду влиться.
Я согласен. Ходовой образ моих полевых работ вполне совмещается с моим пребыванием в Дыхановской компании. Мне бы, только – не одному, по лесам бродить…
– Ты подтягивайся к нам, на Саратовский кордон. Мы, сегодня, туда выезжаем.
– Хорошо. Что за команда? – интересуюсь я.
– Киногруппа из Владивостока. Потом расскажу.
– Ясно. Конец связи.
В этот же день, я перебираюсь с Тятино на Саратовский кордон. Здесь мы и встречаемся – у высокого крыльца Саратовского кордона стоит вездеход. Киногруппа! Это – что-то новое, в моей лесной жизни…
Это трое парней: режиссёр, оператор камеры и звукооператор. Оказывается, ранней весной, в пойме Саратовской работники заповедника обнаружили дупло рыбных филинов. Эти редкие птицы, сейчас, должны иметь птенцов. Дупло расположено очень удобно для киносъёмки, всего в пятнадцати минутах ходьбы от кордона и «киношники» из Владивостока срочно приехали к нам, на Кунашир, чтобы снять фильм о рыбном филине.
Небольшое помещение Саратовского кордона заставлено большими, фирменными сундуками киношников. Сундуки деревянные, с металлическими нашлёпками по углам. На каждом из них красуется надпись, большими печатными буквами «KETUPA BLAKISTONI». Я, тайком, спрашиваю Дыхана: «Миш, что значат эти слова?».
– Это латинское название рыбного филина, Сань! – улыбается мне, Дыхан, – Они, про него будут фильм снимать. Даже, название фильма, уже есть.
– Да?! Какое?
«В страну вулканов, за рыбным филином»! – с пафосом произносит Дыхан и тут же интересуется, – Звучит?
– Звучит! – киваю я.
– А, то! – соглашается со мной, Михаил.
Кроме основательного кино и фото оборудования, владивостокцы имеют классное туристическое снаряжение. В привычных хлопотах вокруг печки, незаметно подкрадывается ночь. Мы с Михаилом отбиваемся на солдатских койках кордона.
– Ребята! Ещё две койки свободны! – предлагает Дыхан, – Устраивайтесь на них.
– Нет-нет! – вежливо отказываются киношники.
Раскатав прямо по полу свои туристические коврики, они залезают в импортные спальные мешки. Незаметно скосив свой глаз с койки, я с завистью рассматриваю эти туристические богатства. Кому как не мне, восемь месяцев в году проводящему в лесной жизни, не знать истинную ценность этого снаряжения!
Саратовский кордон. Утро. Перед нами предстаёт злой как чёрт, грубо матерящийся на весь кордон, Дыхан!
– Блин! … твою мать! Чтоб тебе…!
Бодрая побудка, нечего сказать! Из потока его отборной ругани я понимаю, что Михаил уже успел сбегать к дуплу филинов. И обнаружил его пустым! Дупло пусто! Всем без слов ясно, что это – крах…
– Я же говорил этому чучелу: «Не лезь! Близко не подходи к дуплу!» – яростно скрипит зубами Дыхан, в адрес так удачно отсутствующего на кордоне, лесника.
Но, делать нечего. Что сделано – то сделано. Киношники сидят в глубоком раздумье. Я им глубоко сочувствую…
Приближается вечер.
– Сань! Не хочешь филина послушать? – подходит ко мне Дыхан, – А то, пошли! Вдвоём веселее.
– Конечно! – мигом соглашаюсь я, мне всё интересно, в окружающей лесной жизни.
Мой огромный тесак и секция патронташа – у меня всегда на поясном ремне. Ружьё в руку – и я готов! Прямо с лесной поляны кордона, мы, не спеша шагаем по весеннему голым просторам надпойменной террасы Саратовской, вверх по речке. Надпойменные террасы, у этой речки, совсем невысокие – метров пять, максимум. Нам спешить некуда – до сумерек времени ещё много.
– Хррум! Хррум! Хррум! Хрумм!
Под нашими болотными сапогами громко трещат, валом лежащие на почве, прошлогодние трубки высохших за зиму стеблей высокотравья. С этим грохотом и треском нам приходится мириться – возможности идти тише, практически, нет…
Михаил, издали, облюбовывает голый пригорок, чуть выдающийся в пойму речки.
– Во-оон, у той берёзы сядем, – кивает он вперёд, на одинокую берёзу, стоящую на мыске.
Мы поудобней устраиваемся на валёжине – сидеть, не шевелясь, придётся долго…
Всё. Мы сидим… Меня обволакивает спокойствие и неторопливость природы. Перед вечером, всё вокруг замерло. В мире разливается стеклянная тишина. Абсолютное безмолвие… Лишь изредка, оно нарушается едва уловимым, коротким шорохом. И, снова, всё стекленеет…
Но, ведь, сидеть, затаившись среди леса – для меня никогда не было в тягость! Вот и сейчас, отрешившись от всего, я растворяюсь среди склонов противоположных сопок хребта Докучаева, среди перелесков, среди ивняков речкой долины, среди стволов деревьев, в изгибах речки, в океане окружающего нас воздуха…
Незаметно подкравшись, вечер набрасывает на нас своё синее покрывало. «Синие сумерки», как я говорю…
– Ууу… – откуда-то с верховий речки, над речной долиной к нам приходит едва различимый вздох.
– Слышишь? – встрепенулся Дыхан.
Не шелохнувшись, я вопросительно скашиваю на Михаила глаз.
– Это рыбный филин! – коротко шепчет он.
И замирает. Обратившись в слух, мы ждём. Кругом стоит абсолютная тишина вечернего леса…
Вот, опять! Над поймой приходит спокойный, мужской бас: «У-гуу». Словно, кто-то, далеко кашлянул басом…
– Ага! – вычисляет радостный Михаил, – Вон куда ушли! В самые верховья Саратовки!..
– У-гууууу! – минут через пять, приходит звук.
На этот раз, бас слышится немного отчетливее и громче. Я с интересом вслушиваюсь в этот необычный звук леса.
– Это, они, уже наорались и пошли на охоту! – шепотом, поясняет Дыхан, – Слышишь? Этот звук, как бы, тройной? Это, так называемое, бифокальное пение. Этот феномен, совсем недавно выяснили. Ты, про Пукинского что-то знаешь?
– Нет, – коротко качаю я головой.
– Он на Бикине, в Приморье, круглосуточно сидел в скрадке, у дупла рыбных филинов. Оказывается, это кричит не одна сова, а обе птицы токующей пары!
Натолкнувшись взглядом на мои глаза, он улыбается моему неведению.
– Совы парами живут, понимаешь? – втолковывает он мне.
– Ага! – киваю я.
– Токовой крик у них – «У! Гу! Хууу!». И это всё звучит – одним криком.
– Ага! – киваю я.
– Так вот, первый слог крика кричит одна птица, второй слог кричит вторая птица пары. А заканчивает, третьим слогом, опять первая птица. Получается – один, общий крик, в два голоса. Понимаешь?
– Ага! – киваю я головой, опять.
Словно в подтверждение его слов, громкий и густой бас: «У-гу-хууу!» раздаётся прямо напротив нас, в пойме! Он, раскатами, несётся над разом притихшей, речной долиной…
Вечер. Кордон Саратовский. «Совет старейшин» решает завтра, с утра, поискать новое дупло рыбных филинов. Шансов у нас, конечно, немного, но и выбирать, собственно, не приходится…
Очередное утро. Начало яркого, весеннего дня. Мы, всей группой движемся по пойме Саратовской от устья, вверх по речной долине. Мне, это – прикольно! Пять человек! Столь многолюдные экскурсии по лесу, для меня – вдиковинку…
В нижнем течении Саратовской, пойма речки сложена высокоствольными ивняками. Вокруг нас высятся толстенные стволы деревьев, похожих на тополя.
– Сань, что это за ива? – коротко оборачивается ко мне, на ходу, Дыхан.
– Это ива Урбана! – отзываюсь я, – Помнишь, прошлой весной, на Тятинке, ты у меня спрашивал? Когда
