политические взгляды. В январе 2005 года она писала о молодых нацболах, которые в декабре 2004 года вошли в приемную администрации президента в Большом Черкасском переулке, д. 13/14, и потребовали отставки Путина. Сорок человек из этой группы получили тюремные сроки от двенадцати до двадцати лет за якобы «насильственный захват власти» (ЗЧ, 734). Политковская утверждала, что молодежь в Москве и Центральной России, «и часто это лучшая молодежь», радикализуется из-за чересчур жесткой реакции властей на акции политической оппозиции точно так же, как и в Чечне. «Причина радикализации сходная, с поправкой на войну – нет легального выхода эмоциям и оппозиционным чувствам, нет и быть не может, властью оставлены только нелегальные выбросы. Лишь физическое противостояние – для тех, кто на него способен. И внутренняя эмиграция – для тех, кто не может захватить общественную приемную или уйти в горы»[112] (ЗЧ, 740).
Взгляд Рыклина на мультикультурную, толерантную Москву как на центр, через который проходят границы, лишен смысла в мире российских силовиков. Как писала Политковская, милиция регулярно нарушает права южан, законно проживающих в столице. Например, в колонке «Повесть о любви и фашизме», опубликованной в октябре 1999 года, вскоре после взрывов домов в Москве, она рассказала о нескольких случаях преследования российских граждан-чеченцев милицией. Молодая пара смешанной национальности, чеченской и русской, столкнулась с милицейской провокацией и была задержана при продлении вида на жительство. Политковская сравнивала чеченцев в современной Москве с евреями в Германии где-то после 1933 года или в оккупированном немцами Минске или Киеве после 1941 года. Вспоминая практику царских времен, она утверждала, что в Москве идет погром против любых кавказцев, причем поощряемый сверху. Политковская писала, что незадолго до начала Второй чеченской войны милиция рассматривала чеченцев как нацию преступников.
Политковская вдребезги разбила кривое зеркало государственного мифотворчества. В ее статьях говорилось о том, о чем российские власти менее всего хотели услышать: что чеченцы – обычные люди, что государство мало заботят права простых граждан, а военных еще меньше заботит благополучие призывников. На деле именно власти часто ведут себя как стереотипные чеченцы – они лгут, они коррумпированы, они убивают, одним словом, они вероломны[113]. В репортажах Политковской подразумевается, что, относясь к чеченцам как к людям, мы относимся так же и к себе. Каждый заслуживает уважения и правовой защиты, и попираются права не только чеченцев.
Вторая чеченская война была частью того, что Политковская более широко определила как антиконституционный переворот. По ее словам,
дело идет к созданию некоего антиконституционного образования, резервации под жестким военным протекторатом федеральной власти вперемежку с гантамировской бандой, именуемой милицией. В резервации назначено жить людям второго сорта, российским индейцам конца двадцатого столетия, виновным в том, что родились на территории Чеченской Республики. Этим Россия доказывает, что не может существовать без проклятых черт оседлости[114].
Отлучая конкретных людей от общества, собирая их в одном месте, где у государства развязаны руки, русские, по мнению Политковской, создают условия для будущего восстания. Такова, по ее мнению, ситуация в целом по России.
* * *
В то время как Политковская разоблачала попрание гражданских прав и военные преступления российского государства, националистическое мифотворчество становилось все более заметным. В популярных произведениях путинской эпохи, фильме А. Балабанова «Война» и романе А. Проханова «Господин Гексоген», миф творится с помощью двух параллельных процессов: сакрализации российской родной земли и демонизации «Другого». Обретение идентичности рассматривается через этапы мужского созревания. Сюжетная линия типическим образом включает в себя следующие условия и события: герой взят в плен; этнический «Другой» бросает вызов русской идентичности; герой откликается на призыв спасти Родину; «Другой» демонизирован, представлен бесчеловечным и двуличным, что дает герою оправдание для сражения с ним в защиту Родины; герой находит пристанище на мифической русской северной родине, там возрождается и находит в себе новую энергию; герой возвращается в бой и побеждает.
Действие фильма «Война» происходит в чеченской горной деревне, занятой полевым командиром Асланом и его боевиками[115]. В зиндане Аслан держит несколько пленников, среди которых английский актер Джон и его невеста Маргарет, русский солдат Иван и раненый капитан Медведев. Аслан освобождает Джона и Ивана, чтобы те собрали выкуп за Маргарет, два миллиона фунтов стерлингов. Если они не вернутся с деньгами, Аслан угрожает Маргарет групповым изнасилованием и казнью [Lipovetsky 2004: 369][116].
Аслан представляет собой мощный вызов всяческой русскости. Он жесток и завидно силен, прошел зону – советские лагеря. Он верен своему клану, гордится тем, что может назвать всех своих предков на протяжении семи поколений. Его личность прочно укоренена в символической географии родины. Обстановка, в которой ведется разговор Аслана с Иваном, наполнена метафорами чеченской силы. За окном молятся чеченские мужчины, солдат ведет красивого серого в яблоках коня, что подчеркивает мощь и красоту этой первозданной идентичности. Аслан считает, что, поскольку русские «белые», они должны оставаться на севере, у Белого моря. Чеченцы, наоборот, «черные», что в русском дискурсе означает смуглую кожу и черные волосы, и им принадлежит юг. Русские, по мнению Аслана, не умеют воевать, потому что они, как правило, слабы и глупы, и, как он говорит Ивану, «вы не сражаетесь за свою родину».
После освобождения Иван возвращается в родной дом в сибирский город Тобольск. В отличие от южной окраины с ее «коварными» народами, Тобольск – истинно русская сердцевина. Важно отметить, что воображаемая география родины в «Войне» тесно связана с воображаемой географией Севера, которую мы встречаем в трудах Дугина и других ультраконсервативных и ультранационалистических авторов. Построение мизансцен и обстановка воплощают живительные ритуалы этого «хартленда». В северном доме присутствуют все знаковые черты: отец с простыми воинственными представлениями о мужественности, преданная мать, покорная подруга, православная церковь. Здесь Иван получает благословение как от матери, так и от отца, который доволен, что сын сражался на войне: «Война из парня мужика делает». С другой стороны, вызов Аслана россиянам оправдан. Война разделила русскую Родину. Балабанов согласен со многими ультраконсерваторами в том, что современная российская семья, как и общество в целом, не способна нормально функционировать[117]. Родители Ивана разводятся. Высокопарные слова отца с его горделивым милитаристским патриотизмом контрастируют с его физическим состоянием: он угасает на больничной койке. Несмотря на абстрактную преданность матери, Ивану нечего ей сказать. Ему самому трудно адаптироваться к мирной жизни. К своей девушке, которая хочет выйти за него замуж, он равнодушен. Ивану не хватает чувства общности в мире, где школьные друзья погибли в бандитских разборках. На этой родине отсутствует внутренняя
