из подручных, по моей базе данных проходящий как «злобная картошка фри» (нос картошкой, патлы немытые, скоро на дреды уже будут похожи, и злой, что даже остальные его боятся). — На входе группа сквоттеров ютилась, прибулдыги какие-то. И еще три первых зала с мелкими деймосами. Все зачистили, свидетелей нет.
Я выбрался на берег. Проследил натоптанные и окровавленные следы — от разбросанного ручного инструмента, совсем простого — сито, лопата, ведра, до темного, уже припорошенного снегом, горбатого тела в дырявом ватнике. Оглянулся по сторонам — беги куда хочешь. Хочешь вдоль берега, хочешь в гору, хочешь к засыпанной снегом дороге, перекрытой упавшим засохшим деревом — вариантов много, только ведь догонят.
Будто прочитав мои мысли, Барыня щелкнула пальцами, и мужик-картошка закрепил мне на ноги кандалы. Кожаные браслеты обвили лодыжки, между которыми натянулась черная стальная нить. Идти можно, но бежать практически нет.
Для демонстрации Барыня развела руки в стороны, и нить растянулась, упав в снег. Женщина тут же хлопнула в ладоши и нить, вжикнув, как лебедка с механизмом, втянулась в браслеты, сомкнув мои и свалив меня на землю.
— Да, да, — я неуклюже встал, глядя, как Стечу заковывают подобным образом. — Знаем, не делать глупостей.
— Умничка, — Барыня взяла из лодки фонарь и протянула мне. — Держи повыше, и не мешайтесь.
Вытянувшись в цепь, мы пошли к шахте. Спереди вооруженные мужики, потом Барыня, и за ней монашки, окружившие нас со Стечей.
Я задержался на входе в ворота, разглядывая сваленную в углу кучку тел местных сквоттеров. Заинтересовала кобура, край которой выступал из-под дырявой фуфайки и рукоятка ножа, торчащая из-за голенища сапога. Попробовал вильнуть в ту сторону, но меня толкнула монашка. Я врезался в ворота, от чего те протяжно заскрипели, потом огрызнулся на монашку, пытаясь втянуть в разговор и отвлечь, причем не только ее, но и замыкающую. И все для того, чтобы дать Стече шанс.
Получилось или нет, я не увидел — меня просто втолкнули внутрь, припечатав по спине черной дымной лентой, по ощущению сравнимой с электрокнутом. Спину выгнуло дугой, запахло паленым ватником, из глаз брызнули искры, а потом потемнело.
Когда проморгался, сначала не понял, что я вижу. Никогда не был внутри золотых шахт, но в любом случае представлял себе все иначе. Никакой горной породы над головой, ни столбов, ни всего того, что было в Исаевском карьере. Только рельсы со старыми вагонетками хоть как-то намекали, что здесь что-то вытаскивают из недр. В остальном обычный подвал, не обычный, а скорее подвал дорогого дома или крупной библиотеки.
Дощатый пол, ровные кирпичные стены, такой же потолок — если бы не тряпки и мусор от сквоттеров, устроивших здесь ночлежку, я бы сказал, что строили на века. Зал большой, можно четыре «буханки» припарковать. На полу следы от мебели, которая стояла здесь веками, а теперь черными щепками валяется возле самодельной печки бедолаг, ночевавших здесь.
На стене тоже несколько светлых пятен и еще две целых доски или информационных стенда. Целых, условно. От одной осталась только рама, на второй еще можно что-то прочитать.
Но поразило меня не это, а тот факт, что перед стендом стояло два призрака. Светлые фобосы будто разыгрывали сценку, как бригадир, что-то втирает испуганному рабочему. Одежда старого покроя, для меня итак все в этом мире было старого покроя, но эти совсем из моды вышли. Работяга так вообще был в лаптях и перемотанных бечевкой портянках.
По классике мялся, сжимая в руках шапку, показывал ей куда-то вглубь шахты, трясся и наотрез отказывался туда идти. Бригадир пыхтел, тыкал в стену на воображаемую для меня карту, пытаясь успокоить рабочего. Рядом с ними появился третий призрак, крупнее и выше, явно из охраны. Я успел заметить фрагмент, похожий на львиную гриву на его кирасе, но дальше все расплылось и исчезло в туманной дымке, когда ничего не видящие мужики вместе с Барыней, не останавливаясь, прошли сквозь фобосов.
Комната сузилась до двухметрового коридора, который метров через двадцать уперся в железную решетку с открытой дверкой. Над потолком в свете наших фонарей блестела медная круглая табличка с мордой оскаленного льва.
Сразу за решеткой справа и слева показались проемы в боковые помещения. «Картошка фри» отчитался, что там все зачищено, и Барыня, не останавливаясь, пошла вперед. А я заглянул. Справа судя по мебели, там были ржавые стойки под винтовки и ряд не то копий, не то алебард — была оружейная или комната охраны. Слева я высветил край стола и тумбу, заваленную кастрюлями — видать, столовая.
Цепочка остановилась, мужики защелкали затворами, монашка передо мной вышла вперед и стала разжигать маленькую жаровню, похожую на кадило. Я просканировал пространство и почувствовал разрыв. Слабенький, по ощущениям, как мой первый в Авдеевке.
Послышалось рычание, а потом бодрый цокот когтей по стенам. Я крепче сжал факел, чувствуя себя не просто голым без оружия, а голым с транспарантом, где на одной стороне было написано: «Ненавижу деймосов», а на другой: «Бесплатные обнимашки». И если раньше, я ощущал себя Индианой Джонсом, когда он в плену идет Грааль искать, то сейчас я резко стал Брюсом Уиллисом. Из того самого фрагмента в третьей части «Крепкого орешка», где он в белых носках с плакатом афроамериканцев ненавидит в их районе.
Эхо волной несло рычание на нас, усиливая громкость и создавая эффект объемного звучания. Я сделал шаг в сторону, не пытаясь скрыться, все равно некуда, но встать так, чтобы первой съели монашку.
Впереди что-то взорвалось, цокот по камням сменился на гулкие тупые удары по деревянному полу. Треснули доски, а потом раздался выстрел. Как по команде отстрелялись все мужики и отступили назад, пропуская барышню с жаровней. Я тянулся, стараясь разглядеть, что происходит, но спины людей, высокий капюшон Барыни и дымное облако после залпа сводили все мои попытки на нет.
Под потолком мелькнул черный силуэт, и пол еще раз жалобно скрипнул. Раздался второй залп и стрелявшие прыснули в стороны, вжимаясь в стены. Барыня, совершенно невозмутимая, присела на корточки и начала что-то чертить на полу. Мне, наконец-то, открылся нормальный вид на коридор — в центре монашка (кодовое имя в моей картотеке смертников: «Бешеная вобла» — та самая, что убила рыбака на озере, единственная не красотка с худым вытянутым лицом и большим горбатым носом).
Помню, как-то на Арбате по ночам выступали огнеглоты или как их там, парни и девушки, которые устраивают фаер-шоу и крутят, вертят огненные шары. Вроде
