— Да, мистер Лоуренс.
— Если не хотите, чтобы я привлек вас к суду за угрозу применения насилия, предлагаю вам убрать руку.
Трой убрал.
— А вам известно, сэр, что, отказываясь помогать полиции в расследовании убийства, вы совершаете уголовно наказуемое деяние?
— Речь не идет об отказе, — все еще жующий Лайонел тем не менее скоренько направился к выходу. — Просто каждый должен уметь защитить себя.
Они вышли в прихожую и тут же столкнулись со старшим инспектором, который их разыскивал.
— Где, черт возьми, ты был?
— Простите, сэр. Все сегодня такие нервные…
— Сюда! — Барнаби толкнул первую попавшуюся дверь.
За ней скрывалась восьмиугольная музыкальная комнатка: старый «бехштейн», стулья с жесткими спинками, стопки нот и проигрыватели. Трой подошел к роялю, достал на всякий случай свой блокнот и положил на ореховую крышку.
Неподалеку стояла фотография в серебряной рамке. Свирепого вида старик в высоких крахмальных воротничках, почти лысый, но с обильной порослью, торчащей из ушей, и роскошными бакенбардами, гневно взирал в камеру. Его собака, бультерьер со свиными маленькими глазками, приподняла кожистую верхнюю губу, скорее всего, для того, чтобы половчее кого-нибудь цапнуть. Они были просто созданы друг для друга.
— Итак, мистер Лоуренс, когда вы в последний раз видели свою жену?
— Да как вы…
— Отвечайте на вопрос, черт возьми!
— Утром, — Лайонел, забеспокоившись, едва не подавился этим словом, — около одиннадцати.
— Она не делилась своими планами?
— Собиралась в Каустон. Думаю, по магазинам. Она не сказала.
— Вы поссорились?
— Откуда вы… Уверяю вас, наш вчерашний спор… не имеет отношения к вашему расследованию.
— Дело в том, сэр, — вкрадчиво заметил сержант Трой, уже начавший записывать, — что это помогло бы нам понять, в каком расположении духа она пребывала.
— Как? — Лайонел был озадачен. — Как это может вам помочь?
— Я так понял, что миссис Лоуренс никогда не пропускала собраний Общества матерей.
— Да, сегодня первый раз.
— И вы не волнуетесь?
Теперь Лайонел был не только озадачен, но и несколько встревожен. А Барнаби, понимая, что уже и так повысил голос, одернул себя. Еще пара децибелов — и он сорвется на крик.
Искреннее недоумение Лайонела заставило старшего инспектора притормозить. Барнаби понимал, как может выглядеть его поведение. Ведь, по правде говоря, у него нет разумных оснований считать, будто с Энн Лоуренс что-то случилось. Она могла встретить в Каустоне подругу, задержаться, выбирая книгу в библиотеке, примеряя одежду… Разумных причин беспокоиться нет, это верно. Просто такое чувство, что в животе у него сосулька.
Он постарался говорить спокойнее:
— Не могли бы вы сказать нам, когда она уехала?
— Боюсь, что нет. Я был у себя в кабинете. Ланч мы ели порознь.
«Боже правый, — подумал Трой, — похоже, спор у них был прямо-таки судьбоносный». Он задал еще один вопрос, заранее зная ответ, но надеясь расшевелить Лайонела:
— Миссис Лоуренс предпочла ехать в город одна? Ведь ваш мистер Джексон мог бы отвезти ее?
— Нет. — К сожалению, Лоуренс не заглотил наживку. — Она сама любила водить машину. Хотя… — Наконец-то можно было не оказывать им помощи в расследовании. Было видно, что Лайонел спит и видит, как бы от них избавиться. — Жакс мог бы сказать вам, когда она уехала. По-моему, он как раз занимался машиной перед ланчем.
— Они говорили с тобой? — спросил Жакс. — Полицейские?
— Да. То есть они заходили. — Валентин сидел на краешке дивана. Теперь, когда борьба в очередной раз кончилась его порабощением, напряженные мышцы расслабились, выкрученные руки отдохнули, остались только боль и смущение. Но отсвет счастья, его темное волшебство, тоже присутствовали.
— Насчет Чарли заходили?
— Да.
— И что они хотели узнать?
— Луиза говорила с ними. Я увильнул.
— Они тебя достанут.
— Мы почти не знали его.
— Это им без разницы. — Жакс неспешно прошелся по комнате и бросился в оранжевое кресло у камина. Он широко расставил ноги, откинулся назад, ухмыльнулся. — Наверно, стоит мне накинуть что-нибудь.
— Нет! — поспешно воскликнул Вэл. — Не надо, пожалуйста.
— Так ты хочешь еще?
— Это не то. Мне просто нравится смотреть на тебя. — Фейнлайт встал с дивана и потянулся, поморщившись, за своими трусами.
— Я знаю этот магазин.
— Что?
— «Салка». В Вест-Энде, верно?
— Да. На Бонд-стрит.
— Я встречался с одним парнем, он покупал там халаты.
— Да? — Валентин почувствовал боль при упоминании о другом мужчине. — Если хочешь, я отвезу тебя туда. В твой следующий выходной.
— Нет, спасибо. Дрянь трусы. Мне нравятся стильные вещи. Как та куртка, которую ты мне подарил.
— Жакс… — Он помедлил, подыскивая слова, изо всех сил стараясь не обидеть. — На каких условиях ты здесь живешь? То есть я хотел спросить, это что-то вроде…
— Общественных работ? — Жакс вложил в свои слова все возможное презрение.
— Страшно подумать, что однажды я приду, а тебя здесь нет.
— Я тебя не оставлю, Вэл, мой мальчик.
— Не говори так, если ты так не думаешь. — Вэл ждал, но уверений, которых он жаждал, не последовало. А если бы и последовало, они бы ничего не стоили. — Дело в том, что моя сестра…
— Она меня не любит.
— Луиза уезжает. Она скоро снова начнет работать и хочет жить поближе к городу. Так что если тебе нужно будет где-то перекантоваться…
— Может сгодиться.
— Я был бы счастлив, если бы ты жил у меня. — Он влез в шорты цвета хаки. Валентин очень старался, чтобы его предложение прозвучало небрежно, в то время как перед глазами так и мелькали картины их невообразимого счастья. Он готовит деликатесы для них с Жаксом. Играет ему Моцарта. И Палестрину. Читает вслух, Остин или Бальзака. Ночью они лежат в объятиях друг друга, а желтые звезды, сияя над стеклянной крышей, слепят им глаза.
— В крайнем случае.
— Конечно. — Валентин негнущимися, онемевшими пальцами застегнул рубашку. — Я именно это и имел в виду.
Он старался не смотреть на Жакса, который кончиком указательного пальца водил по нежной загорелой коже внутренней поверхности бедер, легонько морща ее. Вверх-вниз, вверх-вниз.
— Здорово, что ты позвонил. — Вэл был немного удивлен и очень доволен, что не выдал себя. Он боялся, что голос сорвется. — Вот так вдруг, ни с того ни с сего.
