Когда мне позвонили репортеры и сообщили, что собираются сделать репортаж об открытии Ксены, они также предупредили, что им необходимо знать ее местоположение, как мы ее обнаружили, а также то, насколько большой она была. Тогда мы еще не знали наверняка этого, хотя скорее всего (как мы полагали в то время) она должна была составлять половину от массы Плутона. На что они снова спросили: а когда Международный астрономический союз собирается принять решение по ее поводу?
На что я им ответил шуткой (Лайле исполнилось три недели): "Надеюсь, до того, как моя дочь научится ползать".
Сразу после той истории с испанскими астрономами-мошенниками меня атаковала новая стая репортеров. Они хотели знать, что с ними станет, как разрешится этот конфликт и повлияет ли вся эта история на общение астрономов друг с другом и на защиту неприкосновенности своих исследований. Тогда я объяснил им, что очень многие ученые по всему миру внезапно осознали, что могут, так же как и я, стать невольными жертвами действий мошенников, и поэтому стали пытаться искать решение этой проблемы. После чего репортеры снова задали мне вопрос о том, когда же все-таки MAC примет решение о планетах.
"Надеюсь, до того, как моя дочь научится стоять", — пошутил я, только уже несколько месяцев спустя. К тому времени Лайла уже вовсю ползала.
Когда нам удалось выяснить, что Ксена была не одна на самом краю Солнечной системы, а в компании со своим спутником, вращающимся вокруг нее, репортеры позвонили мне снова и поинтересовались, откуда у Ксены взялась луна, как она выглядит и как мы собирались назвать ее (очевидно, что Габриэлой, в честь храброй и мужественной ТВ-подруги Ксены). Тогда они снова спросили, когда же в конце концов MAC примет решение о планетах.
На что я, как обычно, ответил: "Надеюсь, до того, как моя дочь скажет свое первое слово". Когда я бросал эту шутку, на улице была уже зима, к тому времени она научилась стоять и уже делала на удивление уверенные шажки по всему периметру комнаты.
Весной, когда наконец-таки подошла моя очередь на работу с космическим телескопом "Хаббл", чтобы определить массу Ксены, репортеры позвонили мне снова и на сей раз хотели знать, из чего состояла поверхность Ксены, почему ее масса так велика и насколько она была больше Плутона (всего лишь на пять процентов; казалось, что это было настолько ничтожно, что не стоило и говорить о том, что Ксена была больше Плутона, особенно если учесть, что погрешность в вычислениях составляет примерно четыре процента). И что вы думаете, репортеры вновь поинтересовались у меня, когда же MAC примет решение о планетах.
Как и всегда, я ответил: "Надеюсь, до того, как моя дочь поступит в колледж и начнет изучать астрономию". Отшучиваться имело смысл, поскольку было определенно ясно, что в ближайшее время вряд ли будет принято какое-либо решение.
Люди продолжали задавать мне этот вопрос, так как, видимо, думали, кто, как не я, должен знать ответ. Но я не имел об этом никакого понятия. Все это время никто из официальных лиц не связывался со мной и не говорил ничего насчет принятия какого-либо решения. Я даже не мог себе представить, кто мог бы стать тем человеком, который заговорит со мной по этому вопросу или хотя бы объяснит, что вообще происходит. Как-то я даже предположил, что однажды утром, открыв "Лос-Анджелес Таймс", я случайно увижу настоящее имя того, кто открыл новую планету, или же прочту статью, в которой будет говориться о том, что в Солнечной системе теперь не девять, а восемь планет, или о том, что я обнаружил много планет, или о том, что я обнаружил новый объект, единственный в Солнечной системе, размеры которого превышают размеры планеты, но который вовсе и не планета.
В условиях такой неопределенности я решил, что лучше быть готовым к любым изменениям. Я позвонил коллеге из Калтеха, который сотрудничал со СМИ и который несколькими месяцами ранее заставил меня сделать выбор: Ксена – планета или нет, как раз в тот первый пресс-релиз. Я сказал, что мне необходимо подготовить еще один пресс-релиз по решению Международного астрономического союза.
--- Отлично! — воскликнул он. — И что же они там решили?
--- Ну, вообще-то они еще ничего не решили.
--- Но ведь скоро решат? Да?
--- Э-м-м, на самом деле, я не имею ни малейшего представления о том, чем они вообще там занимаются. Возможно, они решат завтра, а может, лет через десять.
--- Но… — он замолчал. — О чем же ты тогда собираешься говорить в пресс-релизе?
Безусловно, мне нужна была возможность, чтобы рассказать общественности всю свою длинную научную историю. Но я упустил свой шанс. У меня было такое ощущение, что я вдруг переместился на некоторое время в прошлое, когда хотел как можно быстрее объявить миру о своем открытии. Я практически жаждал, чтобы красота, утонченность и, что в крайней степени важно, правильный порядок Солнечной системы оказались в самом центре обсуждения и после того, как будет принято решение. Меня мало заботило то, что решат (разумеется, в рамках дозволенного) в Международном астрономическом союзе, зато сильно волновал вопрос о том, правильно ли объяснят это ученые.
--- Мы собираемся выпустить четыре разных пресс-релиза, — объяснил я ему.
Говорить о десяти планетах в Солнечной системе имеет смысл, если вы хотите задеть людей за живое, а не думаете о научной значимости. Мы очень быстро подготовили пресс-релиз и, как результат, провозгласили Ксену десятой планетой. Я очень гордился тем, что обнаружил десятую планету, однако, признаю, чувствовал себя обманщиком. Открытие Урана на самом деле можно назвать грандиозным, точно так же как и открытие Нептуна. Но Ксена… Эта крохотная Ксена… Десятая планета? И все же я дал выход тому геологу, который сидел внутри меня. Если вся эта история будет воспринята с чувством, каждая мелочь будет принята во внимание. Я был готов к этому.
С научной точки зрения я больше согласен с нашим вторым пресс-релизом, в котором мы объясняли, почему в Солнечной системе должно быть восемь планет. Восемь планет заставляют вас почувствовать себя историком науки и осознать, что сто пятьдесят лет назад люди уже успели поделить объекты Солнечной системы на большие планеты и малые астероиды и что уже тогда люди понимали, что Плутон (а теперь и Ксена тоже) точно попадает в категорию так называемых малых тел. Мне нравилось думать так, потому что, вкладывая именно этот смысл в слово "планета", люди на самом деле что-то понимали в устройстве Солнечной системы. Мы выразили свое восхищение астрономам за то, что они взяли на себя смелость побороть устоявшееся мнение. Несмотря на то что я, как ученый, отдаю предпочтение именно этому пресс-релизу, я думаю, что мы поступили правильно, выпустив его после первого. Я практически был уверен, что астрономическое сообщество вряд ли решится избавиться от всеми обожаемой планеты-малышки. С этим пресс-релизом им будет безопаснее: только представьте, что ученый, только что открывший новую планету, вдруг говорит о том, что она вовсе и не планета. Это сильный аргумент.
Наш третий пресс-релиз был связан с возможным решением Международного астрономического союза оставить в Солнечной системе девять планет. Считать Плутон планетой и в то же самое время отказывать в этом статусе новым большим объектам? Такое решение MAC было бы полной бессмыслицей. Но такой вариант был возможен, ведь я слышал, как люди говорили: "Почему мы должны что-то менять, когда в Солнечной системе и так все замечательно? Кого не устраивают эти девять планет?" Как мы заявили в нашем пресс-релизе, оставить в Солнечной системе девять планет было довольно глупым решением.
