Книга Поезд пишет пароходу - Анна Лихтикман

Мне не хотелось провести ночь в больнице, ожидая утра. По вопросам врача я догадалась, что он, как и сестра, не верит, что я упала, а не спрыгнула с крыши. Это объясняло, почему меня здесь задерживали, хотя никакого сотрясения у меня нет. Видимо, утром в палате появится психиатр. Что хуже, отвечать завтра на его вопросы или немедленно заявить, что ухожу? Смогу ли я сейчас суетиться, ловить такси, оформляться в гостиницу? Может, и в самом деле стоит остаться? Я решила еще немного полежать и хорошенько все обдумать.

Когда я проснулась, было три часа ночи. Вставать мне разрешили, так что я осторожно вышла из палаты. У стола стояли несколько медсестер и что-то оживленно обсуждали. Прямо на больничном журнале лежала большая коробка с семейной пиццей. Я прислушалась.

— Это как же надо было напиться! Дочку не узнавал, бредил.

— А фильмы-то он еще снимает?

— Да нет, он на пенсии.

— Интересно, какая пенсия у режиссеров?

Они повернулись ко мне:

— Это ты студентка из «Чемпиона»? — спросила одна из медсестер. Ее тон меня успокоил. Никто, кажется, пока не считал меня клиническим психом.

— И что у вас там происходит? День травм? — вступила вторая.

— А что случилось? — спросила я.

— Да ничего особенного, просто режиссер один допился до чертиков на каком-то пикнике и…

— Разве это было на пикнике? — перебила вторая медсестра. — Дочка ведь вроде сказала, что они гуляли по парку.

— Может, и гуляли, какая разница. Упал и голову разбил. Веко стеклами от очков порезал. Весь в грязи был, чудом глаза не лишился.

— Не мели языком, Орит.

— Ой, да ладно, завтра про это в газетах напишут.

…

Я вошла и остановилась посреди палаты. Здесь стояло несколько кроватей, отгороженных шторами. Я все еще не двигалась — так иногда застываешь на лесной поляне, прислушиваясь к звукам, доносящимся со всех сторон. Электронный писк, жужжание — а потом тишина, и вдруг — неожиданный механический вздох невидимого устройства, а потом и соседняя машина ни с того ни с сего начинает увлеченно гудеть, словно вдохновленная новой идеей.

— Ну что, опять принесла пиццу? — Кит лежал на одной из кроватей за неплотно задвинутой шторой. Никаких приборов у его кровати не было, только лишь капельница. — Смелее, подходи. Ну!

Я подошла. В нос ударил запах спиртного, который не перебивал даже запах лекарств. Оправа от очков Кита лежала на прикроватной тумбочке, а вся верхняя часть его головы была забинтована. Я села на стул рядом с кроватью, и он вдруг неожиданно точным движением взял мою руку. Кит всегда умел общаться с чужими людьми, как с давними друзьями, но это, кажется, было чересчур даже для него. Похоже, он меня с кем-то путал, наверное, со своей женой или дочкой, но выдергивать ладонь мне не хотелось.

— Агент Киви, — произнес он вдруг очень внятно. Я вздрогнула. Кого он мог так называть? Неужели он обо всем догадался?

— Прости, — продолжал он. — Я… не должен был… Ну… ты знаешь.

Нет, Кит явно обращался не ко мне, а к кому-то из близких. Он дышал с усилием. Каждая его фраза словно разламывалась на неровные куски. Что будет, когда он осознает, что говорит с незнакомым человеком? Ничего, назавтра он все забудет. Запах алкоголя, исходивший от него, очень меня ободрял. А что если спросить его прямо сейчас? Возможно, это мой единственный шанс услышать правду. Я решилась.

— Что с тем старым фильмом, кстати? Давно о нем не слышала.

— Признали худшим… фильмом страны.

— Фильм на самом деле такой плохой?

Кит не отвечал. Он вдруг отпустил мою руку и стал искать что-то в изголовье своей кровати. Видимо, понял наконец, что ошибся, и хотел нащупать кнопку, вызывающую медсестру. Сейчас начнет скандалить, с какой это стати к нему пускают чужих. Я уже готова была встать, но Кит вытащил откуда-то из-под подушки плоскую металлическую флягу, которую я не раз видела у него в руках и раньше. Он отвинтил крышечку таким привычным движением, словно повязка на глазах совсем ему не мешала, — я уловила запах коньяка.

— Это ты у этих… массовиков-затейников из агентства спроси, настолько ли фильм плохой. — Он отхлебнул из фляги. — Я-то просто… вытаскивал… бумажки… Зачитывал, что велели, как… как попугай… Совсем был обдолбан.

В коридоре послышались шаги, и Кит побыстрее спрятал фляжку. В палату вошла медсестра, она повесила на стойку с капельницей новый пакет с прозрачным раствором. Мы молчали, пока она подсоединяла капельницу к катетеру в его руке, но стоило ей выйти, как Кит заговорил.

— Я когда-то видел этот фильм… Сто лет назад, когда был в Комиссии… Выстроенный кадр… операторы и… актриса — настоящие профи. Как этот парень… режиссер, убедил их с ним работать? Загадка…

Я боялась пошевелиться — вдруг он еще хоть слово скажет о маме.

— Плохой, хороший, — какая разница, — неожиданно продолжил он. — Это все не важно, если хочешь… снимать. — Кит слабел, говорил все тише. — Фильм сам… приходит… Нужно лишь дождаться звона колокольчика… Белая коза с письмом, спрятанным в ухе. Дождись и иди за ней.

Я поняла, что теперь он совсем пьян. Наверное, пора было уходить. Внезапно он рассмеялся:

— Пиццу-то мне теперь… несут… Представляешь? Верят, что выплыву… из любой комы на запах жратвы.

Он, должно быть, говорил о той истории, которую пару лет назад пересказывали все газеты. Он был в коме, но кто-то из родных принес в его палату пиццу, и он воскрес. Кто это был? Наверное, дочка? Теперь Кит молчал, словно давая мне время оценить шутку.

— Ерунда, — сказала я. — Это полная чушь, ты очнулся тогда не из-за жратвы. Не было никакой пиццы. Подумай сам, кто бы пустил меня в реанимацию с едой? Там же все стерильно.

Кит ничего не ответил. Понял ли уже, что ошибся, или еще не протрезвел?

Я вышла. Длинный коридор должен был привести к выходу, я направилась вперед, и вдруг сбоку резко распахнулась дверь, за ней еще одна — мелькнуло знакомое: конус яркого света прожекторов, лампы, кронштейны… Кино? Снова кино? Здесь?! Нет, это была операционная.