– Ты и твой чертов Пруст, – как-то посетовала мама, заметив, что последние дни ей выпадает львиная часть дел по хозяйству, а папа только и знает, что сидеть с книгой в обнимку.
– Гм-м-м. Чертов Пруст, – рассеянно промычал папа.
Дэнни присмотрелся к плотно заполненным мелким шрифтом страницам:
– А о чем тут?
– Да просто один человек вспоминает свою жизнь. Макает печенье – практически маленькое пирожное – в чай и начинает есть, и в этот миг вспоминает все свое детство, всю жизнь. Семью, как он рос, и все такое. Фактически ни о чем. И обо всем на свете.
– Да ты просто хочешь прослыть интеллектуалом, Гарри, – фыркнула мама. – Надеешься переплюнуть Лору!
Последовала едкая перепалка, окончившаяся тем, что папа пулей вылетел из трейлера, громко хлопнув дверью.
Так зачем было оставлять книгу здесь? Уж верно, тысяча страниц описания, как человек ест печенье и вспоминает детство, мне ничем не помогут, думает Дэнни с досадой.
Аки быстро шагает рядом с Дэнни и Син-Син, переводя взгляд с одного задумчивого лица на другое.
– Вы как, в порядке? – спрашивает он.
– Теперь уже и не знаю, – отвечает Дэнни. – А как ты… сестренка?
Син-Син выжимает из себя полуулыбку:
– Да вот и я не знаю. Рехнуться можно. Брат!
– Я могу вам помочь, – начинает Аки. – Правда, Дэнни, могу помочь с шифровками. Я не шучу…
Но договорить он уже не успевает.
Бейсбольная бита с глухим стуком опускается ему на голову, по парку раскатывается эхо. Сокрушительный удар валит клоуна на спину. На лице у него алеет кровь.
В то же мгновение пара сильных рук обхватывает шею Дэнни, зажимает ему рот. Очень сильных.
– Пора в кроватку, – выпевает голос у него над ухом. Что-то мягкое прижимается к губам, душит, лезет в горло и нос, затуманивает разум, уносит прочь мысли и чувства…
…последнее, что он видит, – как Син-Син отчаянно борется с напавшими на нее двумя мужчинами, лица которых скрыты капюшонами. Девочка парирует, закрывается от ударов, но они валят ее на землю.
– Сладких снов, – шепчет ему на ухо женский голос. – Спи крепко – для Ла Ло-о-о-о-оки.
И он падает.
Падает в бездну, в вихрь света и звука. Уносится по спирали все ниже, не осознавая ничего, кроме падения.
8. Почему Роза была права
Это не сон: нечто более глубокое, долгое, тревожное. Беспокойное, полное тряски и колыханий, от которых из глубины желудка поднимается тошнота, и он борется за каждый вздох, силится сбросить груз с груди, унять тупую боль в голове.
Его накрепко сжимают тиски чего-то неизведанного, больше всего похожего на мертвенные объятия ночного кошмара, когда ты завис между сном и явью, непослушные мускулы словно парализованы, а жуткий страх тяжким грузом давит на грудь и плечи.
Смерть, близится смерть. Скелет всадника на коне.
Дыши! – велит себе Дэнни. Дыши и жди, пока кошмар утихнет, как оно всегда и бывает, пока нависшая над кроватью зловещая фигура не окажется просто-напросто твоей собственной курткой, повешенной на дверце гардероба, пока черная ведьма или сероглазый инопланетянин не исчезнут, содрогаясь и уменьшаясь в размере.
Каждый вздох дается с трудом – сдавленность, оцепенение не проходят. Невозможно даже пошевелиться.
Интересно, глаза у меня открыты или нет? Вроде бы я их открываю, но все равно ничего не вижу. Или там маячит проблеск света? До чего же хочется пить! В горле пересохло, как будто у меня уже много дней капли во рту не было.
Кровь тяжко приливает к голове, звенит в ушах.
Ноги не слушаются.
Он снова пробует пошевелиться.
Что, во имя дьявола, вообще происходит?!
И тут он начинает слышать. Безошибочно узнаваемые звуки. Звуки, которые он слышал с самого первого дня, как появился на свет, – а вероятно, и в утробе матери.
Звуки бесчисленных дней его детства – столь же знакомые, как возня Фрэнки среди креплений, голос Розы, распевающей по утрам похабные песенки, лай Герцога и смех мамы…
…он слышит гомон возбужденной от радостного ожидания публики в «Мистериуме» – шум битком набитого зала, которому не терпится увидеть, что же будет дальше, который уже заинтригован декорациями в стиле стимпанка, висящими канатами, видом воздушных гимнасток, возносящихся на самую верхотуру. Представление вот-вот начнется, думает Дэнни, еще не придя в себя, еще только пытаясь осмыслить происходящее. Представление вот-вот начнется, а я его пропущу…
Правда, что-то сегодня выбивается из привычного ряда: шум публики раздается словно бы над головой…
Мне бы проснуться толком! Голова такая тяжелая, точно вот-вот взорвется.
Новый звук. Монотонное гудение гитары Билли, начинающей вступление ко второй части «Камеры чудес». Звон струн заполняет уши, толпа кричит и аплодирует, но все как-то не так. Все это происходит в воздухе над головой.
И наконец, когда последние остатки дурманящей отравы улетучиваются, наступает озарение.
Силы небесные! Я же вишу вниз головой, подвешенный за щиколотки!
Дэнни бьется в путах и чувствует, как раскачивается канат или трос, на котором он висит.
Но почему я ничего не вижу? Не могу высвободить руки?
Однако он уже знает ответ. Музыка внизу сбивается с ритма, потом умолкает – толпа зрителей далеко внизу разом ахает.
Даже до того, как до Дэнни доносится едкий, удушающий запах горелого парафина, он понимает, что происходит.
О господи! Я Повешенный!
9. Почему представление в цирке всегда должно идти… своим чередом
Замора лишь вполглаза следит за началом второго действия. Сказываются усталость, тревога и сильные болеутоляющие.
Он уговаривал Розу отложить премьеру – бросить все силы на поиски Дэнни и помощь полиции, – но итальянка сказала: нет, это невозможно, они не избегут финансового краха, их ждет разорение и конец, надо действовать по плану и надеяться на лучшее.
– Viva il circo![88] – прорычала она. – Что бы ни произошло.
И несмотря на безумный страх, Замора знал, что она права. Ожидается полный зал, остается лишь состроить храброе лицо и делать то, для чего они рождены. Выступать.
Полуприкрыв отяжелевшие веки, Замора мысленно проигрывает события последних двадцати с небольшим часов.
Он, Син-Син, Аки и Фрэнки еще долго не оставляли поисков, даже когда все остальные вернулись, притихшие и вымотанные, после того, как много часов подряд прочесывали парк Гуэля. Они искали всю ночь и все утро, не только в парке, но на улицах Раваля и Готического квар-тала.
