– Что за бумага торчит у вас из кармана?
– Никита Иванович подготовил кое-какие документы касательно полномочий своего брата. Если вам будет угодно принять его предложение.
Екатерина фыркнула.
– А беловик рескрипта о назначении он тоже написал?
Григорий кивнул.
– Быстро ведет игру. С напором. – Она снова отвернулась к окну. – Мы не поспеваем.
Потемкин молчал. Он не знал, что сказать. Внимательно следил за императрицей. В интригах Гриц был еще новичком и понимал далеко не все. Екатерина вытянула руку вперед и требовательно пошевелила пальцами. В ее ладонь легли скатанные трубкой бумаги. Несколько минут она читала. Спокойно, без комментариев. Потом ее лицо от подбородка начало наливаться краской гнева. Документы всей стопкой полетели в угол кареты. И снова ни слова не было сказано. Лишь когда щеки государыни приобрели естественный цвет, Като заговорила, но ее голос звенел от негодования:
– Граф Панин хочет сделать братца диктатором! Власть над воинскими командами. Над жителями и судами. Право схватить любого и даже казнить. И это в Московской, Нижегородской, Казанской и Оренбургской губерниях! Не широко ли лапищи расставил?
Потемкин был согласен с ней, но пока предпочитал послушать, а не высказывать собственного мнения.
– Что, если я это приму? – рассуждала Екатерина. – Кто убережет меня от заговора? Имея в руках целую армию и такие полномочия, Петр Панин посадит на престол моего сына, а мы и глазом не успеем моргнуть.
– А если вы откажите Панину? – осторожно подал голос Григорий.
– Нет, – отрезала она. – Это невозможно. Меня понудят его назначить. Никита Иванович подготовил общественное мнение. Все в один голос требуют покорителя Бендер! Будто других командующих нет! Посылая Бибикова, я еще могла выбирать. Теперь маневр узок, как шаг в полонезе.
– Тогда надо изменить кое-что в этих бумагах, – Потемкин взял их, разгладил на колене, быстро пробежал глазами. – Ему ни в коем случае нельзя вручать следственные комиссии. Подчините их себе. Требуйте постоянных докладов. В Москве и Нижнем Новгороде неуместно вводить военное положение. Там бунтовщиков не видно. А уж право хватать и вешать…
– Не, нет, – рассмеялась Като, – это мило. Граф сам не понимает, в какую ловушку загоняет брата. Я знаю Петра, он жесток и мигом настроит против себя население. Оставим. Надо расчистить почву для моего милосердия. – Она снова забрала бумаги у Грица. – Если мы урежем полномочия, есть риск, что Петр Панин откажется. Тогда всем миром придется его уговаривать и уже пойти на эти требования.
– Вряд ли, – Потемкин протянул руки и взял ее ладони в свои. – Он ведь тоже рискует: а вдруг ты не предложешь вторично? Панин схватится за назначение командующим и ради этого стерпит куцые права. Нужно только проявить характер в объяснениях с Никитой Ивановичем. Наживку в виде назначения они уже проглотили. Пора подсекать.
– Хорошо, – Екатерина кивнула на документы. – Забирайте их себе и подготовьте наш вариант рескрипта. Нужно, чтобы члены Совета высказались за него и были против диктатуры. На кого вы можете рассчитывать?
Потемкин задумался. И правда, на кого?
В Петропавловском соборе праздновали годовщину Чесменского сражения. Митрополит Платон заливался соловьем. Придворные слушали проповедь, переминаясь с ноги на ногу – полуторачасовая служба, причастье, крестоцелование и торжественная речь. Ноги гудели, как сваи в речном дне. У католиков хоть лавки есть! Но уместно ли сидеть в присутствии Бога?
Храм был в цветах. Надгробье Петра Великого покрывал целый стог роз.
– Встань, дивный преобразователь Отечества! – взывал Платон. – Встань и виждь: вот внуки приумножают славу твоих дел!
Гетман Кирилл Григорьевич деликатно пихнул Потемкина локтем в бок:
– Хиба вин ёго кличет? Як встанет, нам усим не поздоровится.
Григорий прыснул в кулак и обменялся с Разумовским понимающим взглядом. Ныне гетман командовал столичным гарнизоном. Потемкин не мог понять, как Като доверила этому человеку свою безопасность, зная роль, которую тот сыграл в смерти ее мужа? Грица тянуло к Разумовскому, и он насильно одергивал себя, памятуя о страшных событиях переворота.
После проповеди придворные устремились гулять на стену крепости, откуда открывался великолепный вид Невы, Зимнего дворца, Адмиралтейства… Потемкин поотстал и сел на одну из чугунных шведских пушек, нацеленную почему-то во внутренний двор.
– Вот здесь его и похоронили, – раздался над плечом голос гетмана.
Гриц даже вздрогнул.
– Кого?
– Иванушку-дурачка. Государя Иоанна Антоновича.
Потемкин поднял изумленный взгляд.
– Я думал в Шлиссельбурге.
– Нет, сюда перевезли. Поближе к царской усыпальнице. Да только не в собор. Могила там плохая, – Разумовский махнул рукой в сторону двора. – Низкое место. Сырое. Каждое наводнение заливает.
Григорий не знал, что сказать:
– Печальная судьба.
– Не приведи бог. – Гетман теребил кисточку белого офицерского шарфа. – Я был здесь тогда. Опасный момент. Вроде, как сейчас. – Он хитро глянул на собеседника. – Панин никогда не уймется. И чтобы посадить своего воспитанника на престол, перешагнет через все. Мирович был его человеком. Когда Като прочла протоколы допросов, велела немедленно следствие прекратить, а беднягу повесить. Чтоб не болтал лишнего.
– А Панин?
– Вышел сухим из воды. Как всегда. – На лице гетмана появилась досада. – Я еще понимаю Петрушка-подлец. Но этот-то, блаженный. – Он снова глянул во двор. – Убит при попытке к бегству! И что смешно, инструкцию: стрелять, если побежит, – граф подписал за неделю до событий. Като тогда была на Волге, а Никита Иванович здесь рулил…
– Зачем вы мне это говорите? – прямо спросил Потемкин.
Гетман выдержал тяжелую паузу.
– Затем, чтобы вы перестали от меня шарахаться. Я много знаю, много видел. И сейчас обстоятельства сложились так, что мне выгоднее поддерживать Ее Величество. Приход Павла к власти – мой конец.
– Но ведь ваш сын его друг.
– Наследник будет мстить всем, кто замешан в смерти его отца. Он уже сказал Андрею, что ради него сохранит мне жизнь. Но не свободу, – гетман криво усмехнулся. – В шестьдесят втором году меня многие обвиняли в случившемся. А на Панина и тень не упала. Он двух государей задавил и считается у нас образцом гражданских добродетелей! Третьего я ему не отдам. Тут пошло на принцип. Крепко он меня замарал своими белыми одеждами.
Потемкин почувствовал, что гетман выговорился. Видно, он давно хотел это сделать, да не было подходящего собеседника. «Жизнь, но не свобода. – Гриц задумчиво покусал нижнюю губу. – Что этот юный судия готовит мне? За полгода двух слов не сказали. А смотрит волком».
