Я мотаю головой и снова заливаюсь слезами. Я думаю о Бренде. Страшно представить, как она огорчилась. Я не хочу ее видеть, я не готова посмотреть ей в глаза. Я бесконечно повторяю: «Нет! Нет! Нет!», но Жан меня перебивает:
– Тебе нельзя сейчас быть одной, Шарлотта. Любая помощь – это хорошо. И я тоже буду рядом, о’кей? Мы все будем рядом и позаботимся о тебе.
– Пусть Эвансы не приезжают! Я не хочу! Не могу…
Жан нашептывает «Чш-ш-ш… Тише!», гладит меня по волосам так быстро, с нажимом, что даже причиняет мне боль. Мои слезы все не иссякают, и Жан уже не знает, как меня утешить. В конце концов он обнимает меня и начинает укачивать как маленькую.
– Плачь, моя хорошая! Это ничего… Тебе это сейчас нужно, я понимаю. Я тебя не брошу. Все наладится…
У меня не хватает смелости сказать, что его присутствие ничего не меняет и я бы не обиделась, если бы он сейчас развернулся и ушел навсегда, потому что жизнь приучила меня к лишениям. Я просто прижимаюсь к Жану и пла́чу. Все-таки хорошо, когда есть к кому прижаться в трудный момент…
В коридоре Жан разговаривает с врачом. Если я правильно расслышала, меня скоро отпустят домой. Врач говорит, что было бы неплохо найти для меня психолога и какое-то время не оставлять одну, без присмотра. Ну не болван ли? А что, если мне хочется побыть одной? Если мне это нужно? И как я смогу победить горе, если ежесекундно ко мне кто-нибудь будет приставать с утешениями?
Мне уже не дают успокоительных. Я это знаю, потому что ко мне вернулась способность размышлять, и радости это не доставило.
Я постоянно думаю об Алексе. И с некоторых пор во мне крепнет уверенность в том, что это он отнял у меня ребенка. Наказал за то, что я вычеркнула его из своей жизни и что Карл занимает все больше места в моем сердце. Так много, что скоро там не останется места для самого Алекса… И я бы рада на него за это разозлиться, но в глубине души понимаю, что заслужила это. Алекс ушел, оставив в моей жизни огромную брешь. И теперь я ощущаю ее на физическом уровне – внутри себя.
Жан входит в палату и деланно жизнерадостным тоном произносит:
– Отгадай, кто приехал?
Я сморю на дверь и сразу же отворачиваюсь, потому что у него за спиной стоит Бренда. Она еще не вошла, но ее присутствие уже душит меня. Я разражаюсь рыданиями.
– Нет, не надо! Уведи ее!
– Шарлотта, Бренда бог знает сколько часов провела в самолете, только чтобы тебя увидеть!
Даже если бы я не увидела Бренду, уже по тому, как нежно ее пальцы прикасаются к моей руке, я бы догадалась, что это она. И она тоже плачет. Это невыносимо! Мне кажется, что ее взгляд, обращенный на мой живот, обжигает. Я выдергиваю руку, но Бренда успевает схватить меня за запястье. Она твердо намерена остаться.
– Шарлотта, я с тобой! Теперь все будет хорошо.
Бренда говорит скороговоркой, чтобы меня успокоить.
– Я не хочу это слышать, – отвечаю я.
И отталкиваю ее руку, опять и опять. Наконец Бренда понимает, что ее прикосновения мне неприятны, и отодвигается. Но не уходит. Лицо у нее сморщено, словно от боли, по щекам текут слезы. И как бы я ни старалась не смотреть на нее, это искаженное горем лицо стоит у меня перед глазами…
– Бренда, прошу вас, уезжайте! У вас здесь больше никого нет.
– Не говори так! Я приехала к тебе!
– Лучше бы вы остались дома! Это конец. Конец всему!
От собственных слов мне становится еще хуже. Бренда легонько поглаживает меня по спине. Я дергаю плечом, вновь прошу ее уйти, твержу, что она уже ничем не сможет помочь, и я не хочу, чтобы она расстраивалась из-за меня, и мне больно на нее смотреть.
И тут я устремляю ненавидящий взгляд на Жана, который так и остался стоять на пороге.
– Уведи ее! Я никого не хочу видеть, как ты не понимаешь?!
Бренда сгибается под тяжестью боли, которую причиняют ей мои слова. Ее всхлипывания терзают мне душу. Вырывают сердце из груди… Как будто еще есть, что вырывать!
Когда Жан уводит Бренду, я уже бьюсь в истерике. Прижимаюсь лицом к подушке, чтобы никто не слышал моих стонов. В палату входит медсестра, предлагает мне успокоительное. Я выпиваю лекарство и жду, когда оно подействует. Жаль, что мне не вкололи его сразу в вену, как в прошлый раз… Так оно действует намного быстрее.
Очнувшись после продолжительного сна, я понимаю, что рядом со мной кто-то есть. И этот кто-то поглаживает меня по руке. Но я не хочу знать, кто это. Я никого не желаю видеть, даже Жана. Каждый раз, придя в себя, я надеюсь, что это был сон и с моим животиком волшебным образом все в порядке.
– Шарлотта, это я!
Я поворачиваюсь и вижу сидящего у кровати Карла. Пытаюсь выдернуть руку, захваченную в заложники, однако он без труда удерживает ее.
– Не надо, – просит Карл шепотом.
– Зачем ты приехал? Что ты можешь сделать?
– Я приехал ради тебя. Потому что хочу быть с тобой. И ты это прекрасно знаешь, так ведь?
Я мотаю головой и снова пла́чу. Ну почему бы им просто не оставить меня в покое? Почему Жан не сказал, что я никого не хочу видеть? Зачем он вообще пускает их в мою палату?
– Шарлотта, я знаю, тебе очень плохо…
– Уходи! Пожалуйста…
– Нет. Не отталкивай меня. Вместе мы с этим справимся. Я люблю тебя, ты не забыла?
Я все же отталкиваю Карла, но он цепляется за мою руку.
– Я не хочу, чтобы ты меня любил! Как ты не понимаешь? Все, во мне больше ничего нет! Пустота! Можешь возвращаться домой.
– Шарлотта, ты – моя жена. И мы теперь – семья. Вместе мы справимся с любыми испытаниями. Не прогоняй меня!
Я изо всех сил пытаюсь вырваться – сминаю простыни, сталкиваю подушку… К черту все! Я, как могу, уворачиваюсь от прикосновений Карла. И с трудом сдерживаюсь, чтобы не заорать.
– Карл, все кончено! Нет больше никакой семьи! Единственное, что нас связывало, – это ребенок, но он умер!
Я рыдаю как идиотка. И жестом прошу Карла держаться от меня подальше каждый раз, когда он пытается приблизиться, чтобы хоть как-то меня утешить.
– Шарлотта! Позволь помочь тебе!
– Мне не нужна твоя помощь! Неужели ты до сих пор этого не понял? Это все из-за тебя! Мы не имели права… И Алекс забрал у меня малышку. Он разозлился. Захотел меня наказать!
– Нет! Это несчастный случай, и все! При чем тут Алекс?
Карл обнимает меня, старается успокоить, но я извиваюсь, отталкиваю его изо всех сил.
– Убирайся! Исчезни!
Должно быть, я кричу очень громко, потому что в комнату вбегает Жан. Я умоляю его увести Карла, твержу, что никого не хочу видеть. Пусть скажет всем, что я умерла. Ведь это в некотором смысле правда…
