Сенсационные телерепортажи из самых что ни на есть горячих точек. 68 дней в заложниках в Чечне. Вывод на расстрел и угроза перерезать горло… Все это всего за три года выпало на долю специального корреспондента Дирекции информационных программ ОРТ Ильяса Богатырева.
За интересы Грузии – по морде!
– Ильяс, у вас репутация журналиста, который лезет в самое пекло. Не страшно?
– Волнуюсь и боюсь. Не верю тем, кто бьет себя в грудь, дескать, мне все нипочем. Хотя желание ехать снова неистребимо, страх перед неизвестностью остается. Трус не тот, кто боится, а кто не делает шаг.
– И что заставляет вас рисковать? Деньги?
– Естественно, заработать хочется, а лишний раз пощекотать нервы – нет. Но порой за монтажным столом, когда видишь хороший результат, готов за это профессиональное удовольствие сам заплатить. Это наслаждение никакие деньги не заменят.
– Оплата риска, полагаю, вполне достойная?
– Один японский оператор рассказал мне, что за неделю недавних съемок в Чернобыле заработал на всю оставшуюся жизнь. В Чечне телевизионщикам НТВ платило $200, а ОРТ и РТР – $100 в сутки.
– Может, если что, поможет страховка?
– Через год после начала войны в Чечне руководство «ВиД» выдало мне страховку с первым взносом в 270 000 рублей. Общая сумма проставлена не была. Я на страховку не надеялся и в ее условия даже не вникал.
– Были, знаю, ситуации, когда никакая страховка не выручит…
– Когда я ездил снимать коллег, захваченных в Чечне, меня часа два возили с завязанными глазами на разных машинах. Вдруг начали обыскивать и прямо говорят: «Найдем “жучок” (подслушивающее устройство. – Ю.П.) – горло перережем».
– Впервые так угрожали?
– Еще до Чечни, во время войны в Абхазии, поехали снимать грузинские села. И сразу попали в плен к местному отряду самообороны. У нас отобрали документы, фотоаппараты. Посадили в сарай. Вечером командир, полный такой грузин, вывел нас на улицу и поставил к стенке. Дальше «полководец» вынес приговор: «Нанесение превентивных телесных повреждений в целях защиты интересов Республики Грузия!» И заехал каждому по лицу.
– Так что летнее более чем двухмесячное заточение в Чечне было для вас не первым…
– Третьим. Я сделал репортаж о том, как Дудаев в кругу семьи встречал Новый год – он оказался для него последним. А 9 января произошел захват чеченскими боевиками больницы в Кизляре. Во «взглядовском» фильме «Новый год в Чечне» боевые действия в этом городе соседствовали с новогодним застольем Дудаева. Когда я вновь попал в Чечню, меня обвинили в злостной дискредитации президента Чечни и работе на ФСБ. Прямо заявили: «Ночь посидишь – утром расстреляем». Не спал всю ночь. Утром отпустили.
– Так просто взяли и отпустили?!
– Оставили себе мои личные вещи и профессиональную аппаратуру. Чтобы вернуть видеокамеру, я обратился к Басаеву, другим полевым командирам. Бесполезно. Опять, только на две недели, посадили в одном из сел Чечни под домашний арест и выпустили лишь после личной договоренности руководителя «Взгляда» Александра Любимова с полевым командиром, захватившим меня.
Пиво расчистит дорогу
– А первую командировку в Чечню вы помните?
– Еще бы! По фронтовому Грозному мы бегали на пару с корреспонденткой авторского канала «Радио России» Надеждой Чайковой. Как-то надо было перебраться на другую сторону чистой вроде бы площади. На самой ее середине, откуда ни возьмись, – боевой вертолет на бреющем. Мы – на землю, ищем, за что бы спрятаться. Видим – ржавая труба. Легли за нее, голову прижали. Вертолет стрелять не стал, улетел. А мы, когда опасность миновала и смогли разглядеть получше свое убежище, принялись… хохотать, как безумные: труба-то толщиной чуть поболе карандаша.
– Такие сюрпризы, думаю, на войне – обычное дело. Вы к ним готовы?
– К экстремальным ситуациям готовлюсь загодя, просчитываю варианты, договариваюсь, с кем надо. Но непредвиденные ситуации возникают на каждом шагу. Обычно стараюсь с измотанными войной, озлобленными людьми никогда не идти на конфликт: что скажут, то и делаю.
– А что-нибудь более осязаемое, чем слова, не используете?
– Крайне редко – обычно не берут – предлагаю деньги. Если надо просочиться через блокпост, захватываю с собой пиво. Тогда и пропустят, и безопасную дорогу подскажут.
«Белые колготки» не снимал
– Операторы на войне нередко становятся мишенью для снайперов: то объектив камеры блеснет, как командирский бинокль, то камеру на плече примут за гранатомет…
– Я снайперш – пресловутых «белых колготок» – в Чечне не видел. А страх перед ними был. Помню, наш блокпост, уже вопреки летним договоренностям 1995 года, не давал жителям одного села свободно его покидать. Тогда местный полевой командир нарядил двух своих родственниц в камуфляж, заставил их надеть белые чулки, чтобы из-под брюк были видны, дал им по снайперской винтовке и послал «на позицию» недалеко от федералов. Уже на следующий день командир блокпоста стал соблюдать все договоренности.
– Западные телекомпании для рискованных репортажей часто используют стрингеров.
– Такую службу создаем и мы. Сейчас, когда любая поездка московских корреспондентов в Чечню чревата захватом их в заложники и требованием выкупа, мы во «Взгляде» и Дирекции информационных программ ОРТ стали заказывать интересующие нас материалы местным репортерам. Два сюжета от них уже получили. Конечно, они ангажированы, и я пишу к полученным материалам свой текст, который затем со стрингерами согласовываю – ведь им в Чечне жить и работать. Нескольких стрингеров пытаемся найти и в Таджикистане.
– Вы видели фильм Невзорова о войне в Чечне?
