Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 80
Зато и проснулся раньше всех — в четыре утра от щелканья и пения птиц. Изумленный, он сначала лежал и слушал, не шевелясь, боясь поверить, что это не сон. Такого птичьего хора он не слышал ни в Чикаго, ни в Африке, ни в Италии. Затем, осторожно одевшись, выглянул из палатки. Лагерь еще спал. За лагерем под первыми лучами восходящего солнца клочья ватного утреннего тумана нехотя поднимались над влажной травой и зелеными кустарниками нераспаханной степи, над недалеким лесом и садами полтавских пригородов. И эту нереально мирную, пасторальную красоту украинской природы громко торжествовали птицы. Остывший за ночь воздух был полон их щелканьем, свиристеньем, клекотом. Маленькие, не больше детского кулачка, желтогрудые щеглы, красногрудые клесты, серенькие свиристели с острыми плюмажами на головах, беленькие и чернохвостые сойки, неприметные своим серым опереньем соловьи — Ричард не знал их русских названий, но его музыкальный слух легко различал их голоса, а острое зрение пилота ловило быстрый перелет в траве и кустарниках. Даже внутри лагеря, меж палаток белощекие синицы и серые воробьи бесстрашно склевывали крошки оброненной пилотами еды — хлеба, печенья — и тут же уносили их куда-то в гнезда своим птенцам.
В зябком и еще росном воздухе солнечного рассвета Ричард стоял недвижимо, как музыкальный гурман, всем телом, а не только слухом внимая этому звуковому пиршеству украинской природы.
Чьи-то легкие босые шаги послышались слева от него. Он оглянулся. Незнакомый парень в одних трусах и с взлохмаченной рыжей шевелюрой, сонно хлопая рыжими ресницами, осторожно шел к нему по деревянному настилу от соседней палатки. Ричард приложил палец к губам, и парень согласно кивнул, но, подойдя, сказал шепотом:
— Ты музыкант?
Ричард кивнул.
— Я тоже, — тихо сказал парень. — Трубач. А ты?
— Кларнет.
— Откуда?
— Чикаго. Ты?
— Филадельфия. Вон еще один…
Действительно, из дальней палатки — и тоже босиком, в одних трусах — к ним шел долговязый блондин. А еще через несколько минут их было уже шестеро — Ричард, рыжий трубач из Чикаго, блондинистый скрипач из Нью-Йорка, плюс саксофонист из Сан-Франциско, аккордеонист из Питсбурга и виолончелист из Майами.
Молча, босые и полуголые, они стояли и, как молитву, слушали утреннюю сюиту полтавской природы.
Через полчаса лагерь стал просыпаться, кто-то включил радио, вездесущий армейский фотограф Эдвард МакКей принялся снимать быт американских летчиков на экзотической Украине, а капеллан капитан Кларенс Стриппи позвал всех верующих на утреннюю молитву в свою походную брезентовую часовню.
Музыканты пожали друг другу руки, выяснили, что инструменты есть только у Ричарда, и договорились встретиться после ужина и устроить «сейшн на губах».
Ричард посмотрел на часы. Было пять утра, солнце уже светило вовсю, птичий концерт кончился, а с окраины Полтавы, от садов и хат вокруг Лавчанских Прудов, донеслось мычанье коров — это женщины погнали на выпас своих тощих кормилиц. Между лагерем, аэродромом и железнодорожной станцией засновали джипы с начальниками наземных служб и командирами летных эскадрилий и «Студебеккеры» с техникой, продовольствием и боезапасом…
Ричард вернулся в палатку, наспех оделся, зашнуровал высокие летные ботинки, схватил свой кларнет и побежал к северному Лавчанскому Пруду.
Навстречу ему шли на работу украинские женщины — лагерные поварихи, посудомойки, прачки, и среди них красивая статная блондинка с пшеничной косой, пассия Стивена МакГроу. Они с удивлением посмотрели на безумного американца, который промчался мимо них с узким черным ящиком в руке.
13
Больше двух часов он играл на своем кларнете — сначала рыбам и лягушкам Лавчанского Пруда, затем босоногим пацанам, прибежавшим к пруду на звуки, которые они никогда не слышали, а потом пожилым женщинам, которые спустились к воде стирать свое белье.
Он играл им «Песню Сольвейг» Грига и «I Can’t Give you Anything But Love» Луиса Армстронга, «Токкату» Баха и «My Heart’s Desire», «Амаполу» и «Ты мое солнце», «Буги Бэйсин Стрит» и «Pennies From Heaven», «Beautiful Girl» и «Dancing On A Rainbow», «Одинокого ковбоя» и «Твоя песнь чарует».
Пацаны сначала осторожно обошли сидящего на гнилом пне чудаковатого музыканта в форме американского офицера, затем, осмелев, стали смеяться над ним, прыгать вокруг него и строить рожи. Но потом женщины, которые пришли сюда со своей стиркой, разогнали этих мальчишек, и сами взгрустнули под «Madonna Mine», «Lady of Madrid» и «I’ve Got My Love to Keep Me Warm». Однако и женщинам было недосуг слушать весь его репертуар, они отошли подальше и занялись стиркой, но при этом их руки, плечи и бедра невольно двигались в ритме американского блюза. Впрочем, Ричард не замечал этого, он продолжал играть Той, Которая Юной Венерой Выходила из Пруда. А также местным уткам, стрекозам и лягушкам…
Конечно, его слышали все хаты, что стояли вокруг северного Лавчанского Пруда, но Та, Ради Которой он так старался, так и не спустилась к нему.
И он ушел. Разочарованный и огорченный, он, держась за кусты, поднялся по косогору, миновал окраинные хаты и сады и направился в сторону американского палаточного лагеря.
А Та, Ради Которой он давал этот концерт, смотрела ему вслед из окна своей хаты. Это была Оксана, немая дочка Марии Журко.
14
Когда он пришел в лагерь, там было уже пусто и тихо — завтрак давно кончился, летчики ушли на экскурсию по Полтаве, а механики и техники — на аэродром заправлять самолеты горючим и загружать их боевым снаряжением — бомбами и пулеметными лентами.
Но украинские поварихи, которые теперь сами завтракали обильными остатками летного завтрака — американской рисовой кашей, яичницей из американского яичного порошка и ячменным кофе с кубинским сахаром — охотно усадили Ричарда за свой стол, положили в тарелки двойную порцию и еще добавили свои домашние пампушки.
— Американски мука! Ваша пшеничный мука! — старательно объясняли они.
— Я понимаю, понимаю, — улыбнулся Ричард.
— Ой, ты говоришь по-русски? — удивились они. — Ты русский? Эмигрант?
— Нет, я американец. Но я работал в Москве…
Тут к столовой подкатил новенький ленд-лизовский «Виллис», из него, не выключая двигатель, выпрыгнул рыжий младший лейтенант — трубач из Филадельфии и бросился к Ричарду:
— О, ты здесь! Привет! У тебя есть русские деньги?
— Нет. А что?
— Но ты же работал в Москве. У тебя должны быть рубли!
— У меня были. Но когда улетаешь из СССР, на границе все забирают. Рубли вывозить нельзя. А в чем дело?
— Shit! Ты говоришь по-русски?
— Немножко…
Рыжий кивнул на поварих, которые с интересом следили за возбужденным американцем:
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 80
