— Я был во Франции, в Германии и в Англии тоже.
— А это правда, что у англичан есть хвосты? Папа так сказал.
— Ничего подобного я не говорил!
— Говорил!
Витторе разразился смехом и, повернувшись ко мне, заметил:
— Она очаровательна. Нет, Миранда, у них нет хвостов. По крайней мере у тех женщин, с которыми я встречался. А их я рассматривал очень внимательно.
Миранда покраснела.
— Я даже в Индиях побывал.
— В Индиях?
— Да, где люди едят других людей.
У Миранды так округлились глаза, что я испугался, как бы они не вылезли из орбит.
— Ты видел, как они едят людей?
Витторе кивнул.
— А кроме того, они выпускают дым из ноздрей и круглый день ходят голыми.
Он вытащил из мешочка трубку с чашечкой на одном конце и двумя разветвлениями на другом. Извлек из другого мешочка какие-то коричневые листья, положил их в чашечку, а потом сунул обе тоненькие трубки себе в ноздри. Поджег листья с помощью фитиля — и глубоко затянулся. Мы с Мирандой, как зачарованные, смотрели на длинную струю дыма, которая через пару секунд вылетела у него изо рта. Миранда ахнула от ужаса.
— У тебя в желудке огонь?
Витторе покачал головой.
— А что же это тогда? — спросил я.
— Это называют табаком. Он исцеляет все людские немочи. Желудок, головную боль, меланхолию. Все болезни. В Индиях и мужчины, и женщины курят его днями напролет.
Он выпустил еще несколько струек дыма, пока чашечка не опустела, и отложил трубку.
— Я видел столько чудес! Страны, где солнце сияет каждый день, а дожди идут совсем недолго, только лишь для того, чтобы полить цветы. Но какие цветы! Ах, Миранда! Они больше моей ладони и окрашены во все цвета радуги! — Витторе поднял длинную руку к потолку. — Деревья, достающие верхушками до неба, а на них больше фруктов, чем в раю! — Он вздохнул и снова сел. — И тем не менее, куда бы ни забросила меня судьба, я всегда возвращаюсь в Корсоли.
— Почему? — спросила Миранда. — Тут так скучно!
— Корсоли — мой дом. Как и твой. Я хочу умереть здесь.
Он перекрестился.
— Ты собираешься умереть?
— Мы все когда-нибудь умрем.
— Это верно, — заметил я. — Ты лучше расскажи нам, Витторе, что было после того, как ты стал разбойником.
— Ты был разбойником? — ахнула Миранда.
Витторе пожал плечами.
— Сначала я просто пытался добыть себе еду. А потом мне стали платить за то, чтобы я грабил людей.
— Кто? — нахмурилась Миранда.
— Герцог феррарский, швейцарцы, император, французы. Я стал солдатом и сражался за всех, кто мне платил. — Витторе склонил голову и почти шепотом добавил: — Я видел такие ужасы, которых не пожелаю и врагу. — Он покачал головой, словно отгоняя внезапно вспомнившийся кошмар. — Когда я перестал воевать, то решил стать священником и посвятить себя Господу.
— Е vero? — сказал я. — И что же тебе помешало?
— У меня есть талант.
— Торговать приворотным зельем?
— А что в этом плохого, babbo, если он дарит людям любовь?
— Вот именно! — сказал Витторе, нежно похлопав ее по коленке. — Дарить любовь! Какое призвание может быть выше?
— Именно так ты заработал свой сифилис?
— Ну почему ты такой злой, babbo?
Витторе приложил к губам палец.
— Не сердись на своего отца. Он хочет защитить тебя от жестокостей жизни. Жаль, меня некому было защитить. — Он повернулся ко мне. — Я заразился им от женщины. И простил ее.
Он медленно сдвинул волосы, прикрывающие половину лица. Миранда вскрикнула. Веко у Витторе впало и съежилось, так что глаз выглядывал из складок гниющей кожи. Щеку избороздили глубокие морщины, а челюсть была покорежена так, будто злой дух разъедал его лицо изнутри.
— Мне недолго осталось жить. Я хочу лишь одного: провести остаток своих дней с людьми, которых я люблю и которые любят меня.
— Я сейчас заплачу! — фыркнул я.
— У меня отсохли два пальца, — сказала Миранда, протягивая Витторе правую руку. — И на ноге тоже.
Витторе с величайшей торжественностью взял ее руку в свои, пробормотал молитву и нежно поцеловал безвольные высохшие пальчики. Потом встал на колени и поцеловал пальцы у нее на ноге. Миранда смотрела на него так, словно он был самим папой римским. Не вставая с колен, Витторе снял с себя серебряный амулет и надел Миранде на шею, так что тот повис у нее между грудей — маленькая серебряная вещица в виде ладони. Большой, указательный и средний пальцы у нее были выпрямлены, а безымянный и мизинец — сжаты.
— Это мне? — изумилась Миранда. — Что это?
— Рука Фатимы. От дурного глаза.
— Похоже, тебе она не очень помогла, — проронил я.
— Какая красивая! — восхитилась Миранда.
— Теперь она будет защищать нас обоих.
— Я всегда буду ее носить.
Они говорили так, словно меня вообще не было в комнате!
— А это рута? — Миранда показала на серебряный цветок, также висевший у Витторе на шее.
— Да, рута. И вербена — цветы Дианы.
— А это?
Витторе нежно погладил серебряный пенис с крылышками.
— Мой любовный амулет, — сказал он.
Что делает зло таким привлекательным? Чем оно безобразнее, чем загадочнее, тем больше завораживает душу. Я знаю людей, которые и помыслить не могли о том, чтобы зайти в логово ко льву, и тем не менее они не боятся разговаривать с дьяволом. Неужели они считают, что способны победить зло? Что оно их не коснется? Как они не видят, что зло питается именно их добротой?
С Мирандой творилось нечто подобное.
— Почему ты так холоден со своим братом? — спросила она меня, когда Витторе вышел из комнаты. — Неужели ты не видишь, как много ему пришлось выстрадать?
Боже милостивый! Мне хотелось выдрать на себе все волосы! Я рассказал ей, как Витторе бил меня в детстве. Как он чернил меня перед отцом. Как отказался дать мне несколько овец, чтобы завести свое хозяйство, несмотря на то что я пас его отару зимой и летом, день и ночь, пока он пьянствовал и развлекался со шлюхами. Я рассказал ей, как он убил моего лучшего друга.
Миранда кивнула, словно понимая меня, но тут же спросила:
— Неужели нас всю жизнь будут судить за прошлые грехи? Разве Христос не простил грешников?
— Волк навсегда останется волком, Миранда.
— Но он же твой брат! У меня никогда не было ни брата, ни сестрички. И матери тоже. Я молилась ночами, чтобы Пресвятая Богородица послала мне брата, который мог бы меня защищать. Или младшую сестричку, чтобы играть с ней. Или маму, чтобы она наставляла меня.
