Каталась с великим князем на Островах».
Благодаря полиции – личных бумаг Николая Константиновича почти не осталось – сегодня мы доподлинно, с точностью до дня, а иногда и часа знаем, как развивались события, окончившиеся катастрофой в жизни самого таинственного великого князя императорского дома.
Кто-то сказал, что в строчках писем и дневников «запекается кровь событий». В таком случае отчеты господ жандармов – их сгустки, очищенные от легенд, фантазий и домыслов.
Судя по этим бумагам, Фанни и великий князь по возвращении его из Туркестана, почти не расставались. В Петербурге привыкли видеть их вместе, однако в этой привязанности общество усматривало вызов себе. В глазах света Фанни оставалась куртизанкой. А это означало, что, к примеру, в театре она не имела права сидеть в партере. Для дам полусвета отводились ярусы. И правило это никто не смел нарушить. Даже долголетняя пассия министра императорского двора А.В.Адлерберга, мадам Минна в своем неизменном парике ярко-желтого цвета восседала в ложе первого яруса.
Никому из мужчин августейшего семейства, оберегавших свою репутацию, не приходило в голову на глазах у петербургского света выставлять напоказ отношения с «дамами известного сорта». Однако запальчивый, самонадеянный Никола не считал нужным считаться с приличиями. Он находил оправдание в том, что многие аристократки, по его мнению, вели жизнь куда более предосудительную с точки зрения морали, чем отвергаемые обществом «камелии». Разумеется, этот довод казался убедительным только самому князю. Фанни вспоминала, как Никола впервые подвел ее к лучшему креслу партера, она поначалу неловко чувствовала себя под осуждающими взглядами соседок, которые демонстративно отворачивались от нее. Но в конце концов Фанни победила в себе робость и спокойно садилась на свое место, привлекая внимание зала своей смелостью, красотой, элегантным туалетом и чудесными украшениями, подаренными князем. Конечно, такое поведение называется «дразнить гусей». Вполне вероятно, оно было вызвано тщеславием, которое иногда затмевает доводы рассудка, и тем, что Фанни слишком уверовала во всемогущество Николы. Она не знала, что в России никто не может чувствовать себя в абсолютной безопасности...
Впрочем, у какой женщины не закружилась бы голова: стать героиней императорского романа! Ну как здесь не потерять осторожность и не поддаться чувству торжества от невероятной, прямо-таки фантастической удачи? Фанни чувствовала, какую власть приобрела она над сумасбродным великим князем. Ей казалось, что она вместе с ним находится на самой вершине власти. Никола в ее глазах был всемогущим человеком, желания которого исполнялись словно по мановению волшебной палочки.
Наконец наступил день, когда великий князь решил показать Фанни дворец. Она чувствовала, что Николе не терпится привести ее в дом, задуманньй им для них двоих. Предоставим же возможность самой Фанни рассказать об этом.
«По широкой лестнице розового мрамора с великолепными вазами и бронзовыми фигурами мы поднялись во внутренние апартаменты, состоявшие из ряда комнат, одна лучше другой.
Я увидела огромную бальную залу, белую с позолотой, в стиле эпохи Возрождения; великолепный салон во вкусе Людовика XIV и другую гостиную, увешанную выцветшими гобеленами Людовика XV; курительную комнату в мавританском стиле; будуар, обитый розовым шелком с кружевами; туалетную комнату с превосходной мраморной ванной; большую столовую, отделанную кордовской кожей; залу в елизаветинском стиле, его кабинет, полузаброшенную домашнюю церковь и запущенный сад. Всюду драгоценные вещи, фарфор, картины, ковры.
Я онемела от изумления при виде всего этого великолепия».
Никола вынул из кармана мундира серебряный ключ от большой входной двери и вручил его Фанни.
* * *
Великий князь, не знавший ни в чем удержу, решил довести свой дворец до совершенства. Фанни приходила в ужас, когда он зачитывал ей все увеличившийся список того, что надо было приобрести и доделать.
Целыми днями Никола копался в саду, вместе с рабочими занимаясь устройством гротов, фонтанов, вольеров. Пока что прибыли только птицы. Среди них князь сразу же облюбовал громадного розового какаду, который высокомерно смотрел на него, никак не желая знакомиться. Будучи по природе крайне нетерпеливым, Никола продемонстрировал отменную выдержку дрессировщика. Он научил попугая проделывать уморительные трюки на жердочке и кольце, подвешенном на веревке. Птица оказалась очень способной и тут же запоминала слова, которые слышала от великого князя. Но Никола обучил его и тем выражениям, что обычно употребляются исключительно в мужской компании. Как-то раз Фанни решилась легонько потрепать попугая за хохолок, и тот разразился такой тирадой, что она, искушенная, остолбенела. Великий князь же хохотал до упаду...
Однажды Фанни уговорила Николу поехать охотиться на волков, он давно обещал ей это. Но, может, дело было и не в самой охоте. Наступила зима, которая сделала мраморные громады Петербурга изящными и невесомыми. Снег, снег – разве русские понимают, какое это чудо?
«Я страшно люблю снег, – признавалась Фанни. – При виде его мне хочется кататься в нем, есть его, гладить, как самую дорогую для меня вещь. Мне кажется, что даже сама смерть под этим ослепительно-белым саваном не лишена поэзии».
Она представила, как хорошо теперь где-нибудь на воле, за городом... Охотничий костюм у нее был такой же, как и у Николы: высокие сапоги, которые она еле-еле натянула, подбитый мехом полушубок. Волосы Фанни подобрала под шапку. Компания, которая была приглашена на охоту, ее приняла за английского принца, гостя великого князя.
Ночевали в крестьянской избе. От хозяев Никола узнал, что здесь водится рысь, и тут же загорелся отправиться в лес. Сыскали провожатого и, прикорнув час-другой, поднялись еще затемно.
Отъехав в санях от деревни верст восемь, охотники пешком пошли по глубокому снегу. Фанни" то и дело проваливалась в снег, но старалась не отставать. Шли довольно быстро, и она жалела, что у нее нет времени полюбоваться этой сказкой – сказкой русского леса, бледно-голубого до самых верхушек заснеженных деревьев в предрассветном мареве.
Вдруг провожатый молча показал Николе на узкие вмятины, тянувшиеся по снегу. Это были следы рыси. Скоро они исчезли. По знаку егеря охотники остановились и стали внимательно осматривать деревья вокруг. Фанни первая заметила серый ком, приткнувшийся между ветвей со сбитым снегом.
Никола выхватил ружье, прицелился. После второго выстрела рысь, таща за собой с дерева снежный шлейф, упала в сугроб.
– Молодец! – сказал Никола. – Будем считать, что это твой первый трофей.
Но егерь уже торопил – в Павловске была приготовлена охота на волков и туда надо было поспеть до ранних сумерек. Гикали ямщики, хрипели лошади. Тройки неслись в сплошной белой пелене. Семьдесят пять верст до Павловска проскакали за три часа и успели вовремя.
Фанни стояла рядом с великим князем у опушки леса, когда мужики из ближней деревни с криками и шумом выгнали на них поочередно пять волков. Каждый из них бежал широким наметом, пружинисто выгибал спину и нырял в снег, пытаясь уберечься от пули. Это удалось только одному – раненный охотниками зверь скрылся в чаще.
