— Папироску бы, — мечтательно протянул Железняков.
— Угощайся, — раскрыл портсигар Бессонов, но, когда Анатолий протянул руку, опомнился. Вынул штучку из правой, «безопасной», половины. — Вот, держи.
Свет моргнул еще раз, и завизжали колеса. Поезд встал. Мгновение было тихо, а потом раздался длинный гудок. Зашумел колесными парами приближающийся поезд.
— А чего в Питер? — Железняков выпустил сизую струю в потолок. — Времена-то не располагают к вояжам.
— Дядя у меня захворал, — произнес Бессонов, задумчиво рассматривая несущийся мимо товарняк. В стране творилось чистое безумие, но поезда на фронт ходили исправно.
— А я вот в Кронштадт еду. К братушкам. — Железняков пыхнул дымком. — Там теперь самая свобода!
Бессонов хмыкнул:
— Наивный ты человек, Анатолий! Профукали господа революционеры нашу свободу!
— Да как так-то? Ты газет не читаешь? Революция!
— Газет! — скривил губы Евгений Степанович. — О какой свободе идет речь, когда взамен старого режима мы получили новый? Вместо одного правительства другое?
— Так оно же Временное! — упорствовал Железняков.
— Нет в России ничего более постоянного, чем временное, — хмуро проронил Бессонов. — Вывески сменили — и только. Была полиция, будет милиция какая-нибудь. А свободы не будет.
— Грустно мыслишь, товарищ Бес. — Железняков выкинул окурок и задраил дверь. — А за свободу мы еще поборемся!
— Береги себя, Анатолий, — от души посоветовал Бессонов. — Хороший ты человек, цельный. И спасибо тебе.
— За что? — искренне удивился Железняков.
— За отзывчивость, — хитро улыбнулся Евгений Степанович и, подхватив саквояж, направился к порядком опостылевшему месту в похожем на стойло купе.
Привлекать лишнее внимание к своей персоне ему было не с руки. Да и собранный второпях «жорж» сработать мог лишь один раз.
* * *
Стрельбу на улицах Соломон пересидел в каморке при антикварной лавке. Нужная при любой власти телефонная связь работала исправно, а потому он был в курсе событий. Хоть газеты, кроме «Бюллетеня думских сообщений», в столице в дни смуты и не выходили, пронырливые журналисты держали руку на пульсе. Они щедро снабжали Шломо новостями в ожидании не менее щедрых отстежек.
Но больше прочих порадовал Соломона шелкопер из «Бюллетеня». При разговоре газетчик не смог удержаться — похвастался, что в революционную ночь подписывал бумагу об издании первого номера в обновленной России у самого Керенского.
Упустить такой шанс Соломон не смог. За пятьдесят рублей он выторговал «большой исторической ценности» бумажонку и даже выбрался ради нее из своей берлоги.
На улицах Петрограда было грязно и страшно. Уголовники, освобожденные слепой революцией из «Крестов», гуляли вовсю. Здания полицейских управ и околотков полыхали. В подворотнях истошно вопили барышни. Аптеки и винные лавки были разграблены подчистую. Высунувшийся без оружия из дому рисковал в лучшем случае остаться без пальто и кошелька.
Всю дорогу до редакции и обратно Соломона не покидало ощущение, что он вновь очутился в полных опасностей джунглях Амазонии. Но экспедиция того стоила — он заполучил автограф Керенского. На изготовление разрешительного мандата ушли сутки.
Соломон грыз сухари и придирчиво рассматривал работу. Угловатая, колкая подпись Керенского получилась один в один. Росчерк отчего-то напоминал римскую цифру «четыре».
В дверь напористо застучали. Шломо взвел курок и в три шага очутился у черного хода.
— Чего надо? — грубо, по-мужицки гаркнул он.
— Я справиться хотел бы, — раздался знакомый голос, — о здоровье моего горячо любимого дядюшки.
— Эжен! Дружище! — Соломон распахнул дверь и заключил в объятия старого товарища. — Как добрался?
Бессонов скинул пальто и сразу уселся за стол.
— Почти без приключений, — подцепил он из бумажного кулька сухарик и вкусно захрустел. — Ну, выкладывай, что у тебя стряслось.
Соломон разлил по чашкам остывший кофе и пустился в пересказ событий минувших дней. Чем ближе становился финал истории, тем мрачнее делался Бессонов.
— Выходит, вляпался ты опять, Шломчик. — Бес хрустнул сухарем и замолотил челюстью. Рыжая бородка затряслась. Гигантский его кадык поршнем заходил по горлу. — Говорил я тебе — дружки твои британские до добра не доведут! Впутали в историю Хранители — и в кусты? Расхлебывай, мол, сам, Соломон? Да еще и должен им остался?
Шломо понуро кивал. Бессонов был прав. Выходило, что упустил он драгоценного Орла сэра Уинсли. Да и с Котом дело пока не ладилось.
— Да где наша не пропадала, верно, Бес? — выжал остатки оптимизма Соломон. — Старая гвардия снова в бою! Справимся ведь?
— А куда деваться? — буркнул Бессонов, но взгляд его потеплел. — Я так понимаю, сначала навестим покойного Распутина?
Соломон дернул себя за кончик уса. Позабытый азарт возвращался. Вдохновение авантюриста медленно, но верно начинало наполнять его.
— Времена неспокойные — надо пользоваться, — бодро ответил он. — К тому же вокруг Керенского сейчас такая суета, что не подобраться. С ним потом разберемся. Ты захватил «жоржа»?
Бессонов победоносно улыбнулся и раскрыл саквояж. Следом за парабеллумом на скатерти появился продолговатый предмет, похожий на гигантскую гильзу.
— Оружейный поглотитель шума расширительного образца, — гордо представил Бессонов диковинную штуковину. — Правда, собирал второпях. Он одноразовый.
Соломон схватил гостинец, как ребенок из-под елки тащит подарок на Рождество. Пальцы сноровисто прикрутили глушитель к вороненому стволу.
— Только ты мне скажи, Шломчик, — проникновенно начал Бес. — Ты впрямь решил Керенского в расход пустить? Это ж не твое амплуа?
Соломон вытянул руку и прищурился сквозь целик оружия.
— Ума не приложу, что с ним делать, — честно признался Соломон. — Крови, конечно, не хочется, но…
— Есть варианты! — перебил его Бессонов. Из кармана пальто появился серебряный портсигар. На крышке блестел золотом вензель «Б.Е.С.». — Вот, — выудил Эжен папироску из левой половинки. — Абсолютно неотличима от обыкновенной. Ни запахом, ни цветом, ни ароматом не разнится! И табак дорогой, — важно закончил Евгений Степанович, — не грех и министра угостить!
— Он не курит, — хмуро откликнулся Шломо. — А что там? Яд?
— Какой-то ты кровожадный стал, Соломон, — менторским тоном отчитал его Бес. — Никакого летального исхода! При одной затяжке — паралич, а если больше — крепкий и здоровый сон без сновидений.
— Не то все это, — протянул Шломо и брякнул парабеллум на стол. — А вдруг он Орла с собой не носит? Пытать его, что ли?
— Я не перестаю удивляться! — всплеснул руками Бессонов. — Ты тут в Петрограде в кого превратился? Пытать! Да и сам посуди: разве кто в здравом уме такую фигурку без присмотра оставит? С собой он Орла носит, к гадалке не ходи!
