И первый жандарм его императорского величества сдался.
— Дайте перо и бумагу, — глухо проронил он. — Я нарисую схему.
Рождественский кинулся к столу и схватил какую-то прокламацию. Следом подал Васильеву огрызок копировального карандаша.
Химический грифель сноровисто клал линии на серую бумагу листовки. Уверенные штрихи складывались в карту Александровского парка.
«Господи, — подумал Рождественский и посмотрел в окно. — Когда же кончится этот бесконечный день?»
За высокими темными стеклами трепетали рукотворные зарницы. Это полыхало на другом конце Таврического сада здание Петроградского губернского жандармского управления.
Глава одиннадцатая. Святые и грешникиРоссийская империя, Петроград, март 1917 года
Вагон третьего класса напоминал конюшню и устройством, и заполнявшим его запахом. Одуревшие от духоты люди плотно набили своими телами похожие на стойла помещения. В воздухе пахло табаком, луком и застарелым потом. Смесь человеческих миазмов не могла одолеть неизбывную вонь перегара.
Путешествие подходило к концу. Мучиться на жестких сидениях оставалось не более трех часов. Бессонов закрыл глаза и склонил голову набок.
Поначалу он сетовал на доставшееся место — прямо у прохода. Снующие туда-сюда суетливые попутчики все норовили задеть его локтем или громоздкой поклажей. Теперь же Евгений Степанович благодарил фортуну: когда открывалась дверь в тамбур, в застоявшемся воздухе образовывалось хоть какое-то шевеление.
Бессонов вслушивался в стук колес и пытался отвлечься от навязчивых мыслей. Телеграмма, присланная из Петрограда, выбила его из колеи.
Шломо воспользовался давно позабытым кодом. Старинный друг угодил в неприятности. Ко всему ему понадобился «жорж».
В проход заструилась новая порция воздуха. Кто-то открыл дверь в вагон.
— Граждане проезжающие! — засипел пропитой голос. — Будьте любезны сдать кошельки!
Бессонов открыл глаза. У дверей в тамбур дымил цыгаркой верзила в распахнутой шинели. Левый суконный борт топорщило что-то продолговатое.
— Не стесняйся, народ! — подбадривал налетчик. — На нужды революции собираем!
Из-за бугая вынырнул второй подельник. Совсем еще молодой, вертлявый и тощий. В руках он держал битый молью заячий треух.
— Это кто ж это тебя уполномочил? — встал было с места похожий на конторскую крысу мужичонка и тут же схватился за лицо, получив по сусалам.
— Тебе мандат показать? — пыхнул ему в лицо дымом бугай. — На-ка, глянь!
Из-под шинели вынырнул обрез винтовки. Головорез дернул затвор.
— Давайте без припадков, граждане! — снова просипел на весь вагон налетчик. — Скидывайте деньгу, и разойдемся полюбовно!
Мальчуган зашустрил по проходу. В подставленный треух полетели кошельки и бумажники. Здоровяк, хлопая оружием по ладони, топал следом.
До того как провонявшая кислым ушанка оказалась перед Бессоновым, он успел расстегнуть саквояж и запустить туда руку. Колючая деревянная рукоять парабеллума удобно легла в ладонь.
— Боюсь, мой юный друг, — кончиками губ улыбнулся Евгений Степанович, — я вынужден отказаться от вклада в революцию.
Под янтарным взглядом Бессонова парнишка перестал ухмыляться.
— Что там, Колюня? — подоспел старший и навис над Евгением. — Ерепенимся? — криво спиленный ствол обреза ткнул Бессонова в грудь. — Ты ридикюльчик-то распахни, дядя! Поглядим, что у тебя там, а?
— Шломо опечалится, — прошептал Бессонов и снял люгер с предохранителя.
— Ты чего там гундишь, плешивый? — наклонился верзила.
Вдруг за его спиной мелькнула темная фигура. Незнакомец коротко ударил сверху вниз, и налетчик без звука повалился на пол.
— А ну брось шапку. — Молодой человек в коротком черном пальто, явно перешитом из матросского бушлата, повернулся ко второму грабителю.
Тот по-крысиному оскалился и выставил вперед финку.
— И свинокол брось! — хрустнул наганом нежданный избавитель. — Ну?
Кончик ножа заплясал ходуном. Пацаненок облизал губы. Взгляд его метался от револьвера к лежащему ничком подельнику и обратно.
Неизвестный благодетель ухмыльнулся и задрал револьвер в потолок. От выстрела у Бессонова зазвенело в ушах. Взвизгнули бабы.
— Ну, пшел, салага! — задорно гаркнул борец с бандитизмом и снова навел оружие на растерявшегося налетчика.
Нервы того дрогнули. Бросив нож и добычу, парнишка задал стрекача. Вслед ему летел залихватский посвист победителя.
— Разбирай наличность, граждане! — хохотнул молодой человек.
В вагоне поднялся гомон и суета. Ограбленные попутчики кинулись за своими кошельками.
— Подсоби. — Избавитель белозубо осклабился Бессонову, подхватил с пола обрез и уцепил верзилу за ворот шинели. — Ссадим пассажира, пока не оклемался.
Зажав саквояж под мышкой, Евгений Степанович взял того за ноги.
В два приема они выволокли налетчика в тамбур. Незнакомец повозился с дверью и широко ее распахнул. Ветер тут же швырнул ему в лицо пригоршню снега.
— Нужен? — Парень утерся рукавом и взвесил на ладони обрез.
Бессонов помотал головой. Оружие полетело в дверной проем.
— Ну-ка. — Незнакомец подтащил к выходу обмякшее тело. Схватился за поручни и замахнулся ногой.
Светильник в тамбуре мигнул.
— Не бери греха на душу, — остановил его Бессонов. — Убьется еще. Сейчас тормозить будем.
— А ты участливый, — хмыкнул молодой человек. — А я вот эту нелюдь не выношу. И босяка мелкого с пути истинного сбил, гнида. — Он поддел носком сапога бандита. Но выкидывать на полном ходу из поезда все же не стал.
— Участливый, — ухмыльнулся Бессонов. — А сам чего? Не сиделось спокойно?
— Воспитан так, — пожал плечами незнакомец.
— Быть в состоянии действовать — это быть обязанным действовать, — процитировал Бессонов.
Парень удивленно распахнул глаза и смущенно улыбнулся:
— Читали труды князя Кропоткина?
— С Петром Алексеевичем был знаком лично, — не смог удержаться от похвальбы Бессонов.
— Железняков. Анатолий, — протянул широкую ладонь парень. И гордо добавил: — Анархокоммунист.
— Евгений Бессонов. Можно — Бес, — закинул удочку Бессонов и в ожидании прищурился. Ожидания не оправдались. Новое поколение плохо знало историю движения и его легенды.
Паровоз и в самом деле сбавил ход. Железняков высунулся наружу, а потом столкнул налетчика с поезда. Тот кубарем покатился по откосу заснеженной насыпи.
