— Что такое? — дразнил меня он. — Тебе же нестрашны раны.
— Ох! Ты извращенный подонок.
Его губы скривились в порочной ухмылке, и он слегка мазнулкистью по моей щеке. А потом оставил такой же след на другой щеке.
— Готова к бою, — объявил он и немногорасслабился.
Я тут же воспользовалась ситуацией и с победным крикомвысвободилась и перевернула его. Теперь я нависала над ним, одной рукойупершись ему в грудь, другой держа его руку.
— С каждым днем я узнаю о тебе все больше, —заметила я, склонившись к нему. — И вижу темную твою сторону.
Мой конский хвост распустился, и теперь волосы спадали,образуя нечто вроде полога вокруг его лица.
— Тебя это тревожит?
— Как-то даже нравится, если честно.
Я исполнила «поцелуй украдкой» — так мы называли эдакий неслишком глубокий поцелуй, не пробуждающий суккубовского естества. Едвасдержавшись, я просто прижималась к нему губами. Одной рукой Сет обнял меня заспину, другой перебирал волосы. На лице его играла ленивая, довольная улыбка.
— Хочешь, пойдем что-нибудь перехватим?
— Что ты имеешь в виду?
— Все. При условии, что общество найдет это съедобным.
Улыбнувшись, я снова его поцеловала, только на этот раз неозаботилась тем, чтобы поцелуй был действительно «украдкой». В нужный момент яне остановилась, а, наоборот, смелее проникла языком между его губ.Удивительно, что это неблагоразумие резко прекратил не начавшийся переходэнергии, а сам Сет.
— Фетида, — предостерег он, отстраняя меня — негрубо, но и не слишком деликатно.
Я уставилась на него, внезапно лишившись рассудка. Я хотелацеловать его еще и еще. Забыв, к чертям, о своей суккубовской сущности.
И виной тому не только влечение, или наша схватка, илизамечания по поводу пальцев и нижнего белья. Так подействовал весь этот вечер.Из-за того, что я как бы стала частью семьи. Из-за разговоров о свадьбе,которой никогда не бывать. Меня вдруг захлестнули переживания. Радость исчастье быть рядом с ним. Сознание, что он любит меня такой, какая я есть.Теплое умиротворение, само собой возникавшее в его присутствии. Но конечно, невсе чувства были светлыми. Ярость оттого, что наши отношения не допускаютполного слияния. Отчаяние оттого, что он не бессмертен. Ревность оттого, что яникогда не стану его невестой. Что там сказал Джером? Что я лишаю Сета всехнормальных проявлений жизни? А я? Ведь я даже простым поцелуем не имею прававыразить все эти переживания.
— Фетида, — повторил он, вглядываясь в мое лицо,на котором наверняка было совершенно безумное выражение. — Давай же. Тысильнее этого.
Он говорил печально и сочувственно, но вместе с тем твердо ипокровительственно. Его слова выхватили меня из водоворота эмоций, вдругзаставив почувствовать свое, ну, недостаточное ему соответствие.
Вернувшийся в гостиную Терри изумился, увидев меня сидящейверхом на его брате.
— А вам, ребята, в постель не пора?
Мы с Сетом обменялись горькими понимающими улыбками.
— Если бы, — сказала я.
Когда все было убрано, мы отправились на поиски оченьпозднего обеда. Мы были спокойны, никто не упоминал о том, что случилось.Наверное, он сознавал, что мне тяжелее, чем ему, и хотел как-нибудь меняутешить. Но очевидно, в голову ничего не приходило, поэтому мы не разговаривалидо тех пор, пока не вернулись к дому Терри за своими машинами.
— Джорджина, — вдруг нерешительно произнес он,когда мы стояли у моего автомобиля. — Я должен кое-что знать.
Я устало взглянула на него, испугавшись серьезного тона. Ябольше не хотела сегодня тяжелых вопросов.
— Что? — вздохнула я.
Мгновение он изучал меня.
— Ну… так есть на тебе сейчас нижнее белье?
Я отпрянула, изумленно моргая. Потом я заметила, с какимтрудом он сохраняет невозмутимость. Как забавно. Сет пытался ободрить меня также бестолково, как сделала бы и я. Тугой комок в груди рассосался.
— Да, — улыбнулась я.
— О, — сказал он с облегчением, видя, что ярасслабилась, но разочарованный ответом.
— Но знаешь, в чем истинная прелесть перевоплощения?
— В чем?
— Его уже нет.
Глава 14
Я совершенно не ожидала, что дверь дома Бастьена мне откроетДейна.
«Боже ты мой, — подумала я. — Он переспал с ней».
Правда оказалась куда менее возбуждающей. Бастьен — в обликеМитча — стоял возле стола по локти в муке и энергично месил средних размеровкомок теста.
— Привет, Киска Табби, — сказал он, заметив изумлениена моем лице. — Дейна учит меня печь хлеб.
— Bay, — сказала я.
А как еще ответить на подобное заявление?
Я лично видела Бастьена, пекущего хлеб в куда болеепримитивных условиях, но он верил, что старая ситуация учитель — учениквымостит ему дорожку к постели Дейны. Конечно, здесь был резон. Человеческойпороде свойственно выпячивать превосходство, а учитель и ученик могут проводитькучу времени наедине. Я, правда, подозревала, что даже с такой тактикой Дейнаможет остаться недоступной, но ладно, вдруг игра и стоит свеч. Меня поразилоуже то, что она нашла для этого время.
Я думала, она слишком занята бомбардировкой абортариев ираздачей школьной формы.
Черт! А так ли уж много времени она сможет уделить ему? Явстретилась с Бастьеном глазами.
— Если я не вовремя, могу зайти попозже, —сообщила я.
— Нет-нет. Дейне скоро нужно идти на собрание. Тысможешь составить мне компанию, как только я отправлю в печку этого малыша.
Он говорил искренне. Похоже, он уже отчаялся уговорить ееостаться.
Чувствуя себя неловко в ее присутствии, я села на табуреткуу кухонной стойки и потягивала мокко с белым шоколадом, который сама себе иприготовила. Дейна уселась рядом. Я с трудом сдерживала порыв от нееотодвинуться. Скользнув взглядом по кухонному столу, я заметила груду брошюр ипроспектов КССЦ.
— Откуда такая тяга к кулинарии? — льстивопоинтересовалась я, чтобы прервать затянувшееся молчание.
— Не может же холостяк вечно сидеть на гамбургерах изамороженных обедах, верно? — Он широко улыбнулся. — И знаешь, я всегдаоткрыт новому. В следующий раз Дейна собирается научить меня готовитькрем-брюле.
Я хрюкнула:
— Если ты научишься готовить крем-брюле, то и мнепригодится.
Поворачиваясь ко мне, Дейна элегантно закинула ногу на ногу,сверкнув при этом ох какой благопристойной нижней юбкой — добычей нашегозлосчастного похода по магазинам. Я давно решила отказаться от нижних юбок. Онитолько задерживают, когда доходит до главного.
