Сид улыбался. Он был доволен демонстрацией собственной силы. Очень доволен.
Теперь можно и подождать.
Дождаться, когда он вернется и доложит, что там и как. Посижу здесь, не высовываясь, и подожду. Прекрасный денек. Сижу себе, дышу воздухом.
Сид снова начал напевать.
Потом он сунул руку в карман и достал несколько упаковок с таблетками. Он не знал, что это за таблетки, но собирался проглотить по нескольку из каждого флакона – на всякий случай. Он запил их из уже открытой банки колы, оставленной Малкольмом в пластиковой подставке, державшейся на присоске на приборной доске.
Сид продолжал мычать, улыбаясь и время от времени поглядывая на улицу.
Уж показал так показал я этому задроту Малкольму, кто в доме хозяин, да? Показал так показал.
Да уж. Запомнит.
Потом вдруг Сид перестал напевать и побледнел как мел.
Он начал дрожать и потеть.
Его идиотский, полубезумный наезд на Малкольма, то, что он отослал его так грубо и бездумно, вытеснило из его поля зрения ставший теперь абсолютно очевидным факт.
Он остался один.
Один.
Он сидел один и был теперь уязвим, был почти совершенно незащищен. Да, у него был пистолет, но…
Сид был один.
Как он мог быть таким кретином? Таким идиотом? Как он мог допустить подобный исход?
Зачем нужно было отсылать Малкольма именно теперь, именно в эту минуту? К чему было так дергаться, спешить? Нет, в старое доброе времечко он так бы не поступил. Он был бы куда более осторожен, предусмотрителен, терпелив. Он бы не стал зря шуметь и размахивать пистолетом… Спланировал операцию по-военному, во всех деталях. И провел как следует.
Но все пошло наперекосяк.
И он остался один.
Дрожь усиливалась. Его уже буквально трясло. Трясло, как его покойную бабушку, страдавшую болезнью Паркинсона. Это были настоящие конвульсии.
И он потел.
Он был весь мокрый, словно только что из душа.
Страх парализовал его.
Паника. Паника.
Он закричал.
Надо что-то делать. Выбраться из фургона. Бежать отсюда прочь. Прочь.
Лесс.
Да, Лесс. Он в «мерсе».
– Лесс… Это спасение, – бормотал себе под нос Сид, открывая дверцу фургона и выбираясь наружу.
Вон он, «мерс». Ждет его, и мотор негромко урчит.
Сид быстро пошел к «мерседесу», потом не выдержал и прибавил шаг. Он был в плохой физической форме и не мог бегать, но старался добраться до машины как можно быстрее.
Вот он, «мерс». Скорей, скорей. С ним все будет хорошо. Только бы поскорей оказаться в машине.
Пистолет выскользнул из правой руки Сида и упал на дорогу, но Сид даже не заметил этого, как не заметил и того, что за ним следуют два белокурых молодчика в джинсе. Они были похожи как близнецы. Звали их Ларри и Дирк. Оба были одного роста – под два метра, – оба загорелые, мускулистые. Можно было подумать, что они сошли с плакатов, украшавших стены Типперова жилища. Два крутых педераста.
Сид добрался до машины, схватился за ручку ближайшей дверцы и открыл ее. Сейчас Лесс увезет его прочь от этого кошмара. Увезет куда-нибудь, где тихо и безопасно. Только Лесс может его спасти.
Сид упал на заднее сиденье и, хватая ртом воздух, выдавил:
– Гони! Ну же!
Водитель обернулся, но это был не Лесс. Сидящий за рулем незнакомый Сиду человек расплылся в омерзительной ухмылке. В этот момент двое джинсовых молодчиков уселись на заднее сиденье по обе стороны от Сида. Они ухмылялись. Один из них сказал:
– Мистер Сид! Вы избавили нас от необходимости выковыривать вас из фургона.
Сид не понял его слов и только обратил внимание на то, что говорил он с акцентом.
Затем Сида толкнули на пол. Ему завязали глаза и заткнули рот. Руки заломили за спину и перетянули проводом, и они стали наливаться кровью. Ноги тоже туго связали проводом.
Затем два блондина мерзко захихикали, «мерседес» тронулся с места и вскоре выехал из города. Сид потерял сознание.
Сознание медленно возвращалось к Сиду. Сначала он услышал какие-то отдаленные звуки, происхождение которых не мог определить. Затем он увидел свет. Солнечный свет.
Комната была элегантно обставлена в стиле XIX века. Занавеси были задернуты, но лучики света все же умудрялись пробиться сквозь щелочки и с боков. Мебель была сплошь старинная, стены обиты зеленым шелком. На стенах висели картины, в основном портреты, в комнате слабо пахло сандаловым деревом. Но Сид ничего этого не замечал. Все его внимание было занято другим, более для него сейчас важным. Все же он осознал, что накрепко привязан к массивному дубовому креслу.
Прямо перед ним со скрещенными на груди руками стояли Ларри и Дирк. Они улыбались.
Из-за их спин появилась фигура. Это был человек в дорогом костюме, темной рубашке и ярком, цветастом галстуке. В бутоньерке была красная роза. Глаза его скрывали массивные темные очки. На руках были черные кожаные перчатки. Он опирался на точеную деревянную трость с серебряной насечкой.
Человек приблизился. Шел он пошатываясь, нетвердо, видно было, что без трости передвигаться он не может.
Сид попытался что-то сказать, но слова застряли в горле.
Человек посмотрел на Сида и заговорил. Выражался он по-английски чисто и даже изящно, вроде бы добродушно, но слегка поддразнивая.
– Боюсь, Сид, теперь твоя игра окончена. Скоро мы опустим занавес. Тебе уже недолго обременять этот мир.
– Кто ты? Что все это значит? – выдавил Сид.
Человек поднял правую руку и снял очки. На месте правого глаза зияла черная яма, кожа по краям была сморщена и имела неестественный синеватый оттенок. Глаз был выбит пулей, которая не пощадила и костей надбровья. На месте брови был шрам.
Сид содрогнулся.
– Не только это, – сказал человек, указывая на свое лицо, – это тоже. – Он показал на ноги. – Почти не ходят.
– Как это случилось? – спросил Сид, не понимая, зачем этому человеку понадобилось говорить все это ему.
– Очень просто, Сид, это сделал ты.
– Кто ты?
– Я – Саймон Гулд.
– Саймон Гулд?! Не может быть! Ты мертв, тебя съели рыбы!
– Рыбы почти меня съели, но, как видишь, мне удалось выжить. Хотя порой мне кажется, что было бы лучше, чтобы все кончилось для меня уже тогда.
– Саймона Гулда убили выстрелом в голову, зашили в мешок и утопили. Этого не может быть.
– Но это так, – сказал Гулд. – Я вспорол мешок ножом еще до того, как он коснулся воды. Я выжил. Воля к жизни никогда не бывает столь обостренной, как в минуту смертельной опасности. Я добрался до берега, и вот я здесь. – Он засмеялся. Зловещий этот смех отозвался в голове Сида гулким эхом. Сид попытался нащупать путь к спасению.