прорыть тоннель из небольшого склада, расположенного рядом со стеной, как можно дальше за пределы тюрьмы. Как только тоннель будет закончен, Виктор и Филипп под каким-нибудь предлогом проведут нас на склад, и мы вчетвером попытаемся бежать. Проникнуть в этот склад можно было только днем. Помимо всего прочего, нам нужно было как-то привести нашу тюремную одежду в некоторое подобие гражданской. А что дальше? Чтобы побег имел шансы на успех, нам нужна помощь извне, нужно укрытие, фальшивые документы, одежда, деньги и т. п.
Один из нашей группы, Роберт Дасса, уже отбыл четырнадцать лет из своего пятнадцатилетнего срока, и мы считали, что ему не имело смысла рисковать побегом, успех которого в лучшем случае мог рассматриваться как «фифти-фифти». Однако он после некоторого размышления решил присоединиться к нам, что достаточно наглядно свидетельствовало о его характере. В конечном счете внешние события кардинально изменили наши планы.
Из того, что мы читали в египетских газетах и слышали от офицеров, с каждым днем становилось все яснее, что египетское общество систематически готовили к войне. На массовых митингах и в прессе антиизраильские и антизападные настроения доводились до точки кипения. Это сказывалось на настроениях заключенных и их отношении ко мне. Для них я был немец, гражданин страны, с которой Египет разорвал дипломатические отношения из-за ее произраильской позиции, да к тому же еще и шпион. Наблюдение за мной усилилось, обыски в моей камере приобрели регулярный характер. Заключенные, с которыми у меня сложились дружеские отношения, внезапно стали избегать общения со мной.
Напряженность достигла пика в момент, когда по радио объявили, что египетские военно-морские силы блокировали Тиранский пролив. Ведущий египетский журналист, близкий друг Насера Хейкал, хвастливо заявил в одной из ведущих египетских газет, что этот шаг был направлен на то, чтобы спровоцировать нападение Израиля на Египет, вслед за которым, по его выражению, «египетский орел бросится на израильскую курицу и разорвет ее в клочья». Близился час освобождения Палестины. На территории тюрьмы были развешаны красочные плакаты, изображавшие хилого и трусливого еврея под сапогом египетского солдата, а также Дядю Сэма, которому тот же египетский солдат дает пинка под зад. По радио непрерывно передавались военные марши и зажигательные речи. Казалось, война может разразиться в любой момент.
Виктор принес информацию о том, что все политические заключенные будут выписаны из госпиталя и отправлены по своим камерам. Этот приказ исходил от тюремной администрации, которая на всякий случай хотела изолировать политических. Стало известно, что администрация получила четкий приказ: в случае бомбардировки тюрьмы ее ворота должны быть открыты, а заключенные рассредоточены. Приказ не распространялся на политических, которые в подобной ситуации должны быть расстреляны. Хорошенькая перспектива!
На следующий день меня вызвали к главному врачу.
— Принято решение выписать вас и возвратить в первую зону.
— Вы считаете, что я вылечился? — невинно спросил я доктора.
— Ну, вам гораздо лучше.
— Конечно лучше, но все-таки я болен. Что делать, если у меня в камере случится сердечный приступ, а рядом никого не будет, чтобы сделать мне укол или вызвать доктора?
— Ничего не поделаешь, у нас приказ. Мы поставим вам кровать, дадим матрац, и в первой зоне будет дежурить санитар. Если кому-то из политических заключенных понадобится медицинская помощь, он вызовет врача. Это продлится не долго. Война закончится через несколько дней, и вы опять вернетесь в госпиталь. Если вам что-нибудь будет нужно, вы всегда можете обратиться ко мне.
Спорить было бесполезно. Врач не мог изменить приказ. Я собрал свои вещи и отправился обратно в первую зону.
На следующее утро, 4 июня, завыли сирены. Было около 8.30 утра, большинство заключенных совершали во дворе утреннюю прогулку. Я выглянул в окно, из которого открывался прекрасный вид в северном, северо-восточном и северо-западном направлении. Все выглядело спокойно. По шоссе Каир — Хелуан двигались легковые автомобили и грузовики, по Нилу плыли пароходы и баржи, на станции Тура из поезда выходили пассажиры. Согласно последним распоряжениям, во время воздушной тревоги все прогулки прекращались, заключенные возвращались в камеры, а караул на стенах тюрьмы утраивался. Я достал из своего потайного места кипятильник, сварил себе чашку кофе и принялся за чтение. Неожиданно послышался настойчивый стук в стену из соседней камеры, и я подошел к зарешеченному окну, чтобы поговорить с моим соседом, Абдулом Рахманом.
— В чем дело? — спросил я. — Война началась или еще что-то?
— Хочешь верь, хочешь нет, но это действительно война. Я слышал взрывы.
— Какие взрывы? Я ничего не слышал.
— Рыжий, я не шучу. Было три или четыре сильных взрыва. Постой у окна, ты тоже услышишь.
Действительно, вскоре неподалеку раздалось несколько сильных взрывов. Неожиданно военная музыка, которая постоянно доносилась из репродукторов, смолкла и взволнованный голос объявил:
«Мы прерываем наши передачи для важного объявления. Авиация сионистов при поддержке американских бомбардировщиков нанесла бомбовые удары по некоторым объектам в пригородах столицы. Причинен незначительный ущерб, а большинство трусливых агрессоров уничтожено храбрыми пилотами Объединенной Арабской Республики. Президент Гамаль Абдель Насер отдал приказ о немедленной оккупации Палестины. Наши войска уже глубоко проникли на территорию так называемого Государства Израиль, которое через несколько дней прекратит свое существование. Священная война объявлена, меч ислама обнажен. Следующие сводки будут передаваться через каждый час. А теперь военный оркестр исполнит национальный гимн».
Через час было передано следующее коммюнике:
«Танковые дивизии Объединенной Арабской Республики быстро продвигаются в глубь израильской территории. Освобождены многие деревни и города. Через громкоговорители, установленные на головных машинах наших победоносных колонн, еврейскому населению приказано не выходить из своих домов. Палестинские арабы, которые долгое время жили под сионистским игом, с энтузиазмом встречают наши героические войска. Они танцуют на улицах, и многие из них плачут от счастья. Попавшие в окружение крупные группировки израильских войск уничтожаются. Уже в первые часы войны было сбито более 80 израильских самолетов, и они продолжают сыпаться с неба, как сухие листья с дерева. Завтра, если на то будет воля Аллаха, наши доблестные воины совершат вечернюю молитву в Тель-Авиве».
Вечером нас на полчаса выпустили из камер. Я попытался встретиться с Виктором, но узнал, что его вместе с другими заключенными-евреями оправили в карцер «для их же безопасности». Нас выстроили перед камерами и приказали ждать выступления по радио начальника тюрьмы. Через несколько минут по радиотрансляции раздался хриплый голос начальника тюрьмы:
«Офицеры, солдаты, заключенные — братья мои! Сегодня великий день в истории египетского народа. Великий день в славной истории нашей республики и всей арабской нации. Враг объявил нам войну, и мы приняли этот вызов. Наша победоносная армия уже освободила
