Котову, уже дежурившему слева от служебного входа в зал ресторана. Я отметил, что Олег нервно разминал пальцы, то и дело прикасался к выпиравшей из-под куртки рукояти резиновой палки. Он едва заметно улыбнулся занявшему в шаге от него пост Кириллу. Мой брат сжал кулаки, закусил губу. Он смотрел на всё ещё толкавшего тост Артурчика, но краем глаза при этом посматривал на выкрашенную в белый цвет дверь, рядом с которой расположился я. Мой взгляд отыскал на стене круглый циферблат часов. Я отметил, что большая стрелка на часах уже приблизилась к цифре два, а маленькая смотрела в потолок. «…Быть такой же отзывчивой, как Белоснежка…» — мысленно повторил я слова Артурчика. Почувствовал, что моё сердце билось в груди ровно и спокойно.
— … Все эти качества сказочных героинь у нашей уважаемой именинницы, бесспорно, есть, — сказал Прохоров. — Поэтому я предлагаю выпить за то, чтобы она всегда оставалась сама собой!
Гости ресторана откликнулись на слова Артурчика одобрительным гулом.
Зазвенели рюмки и бокалы.
— До дна! — громко скомандовал сидевший около виновницы торжества невзрачный мужичок с бриллиантом на зажиме для галстука.
Я отметил, что гости его послушались: рюмки и бокалы опускались на белую скатерть пустые. Опустошил свою рюмку и Артур. Он занюхал водку солёным огурцом, затолкал его в рот, потёр усы. Сверкнул в мою сторону слегка ошалелым взглядом. Но глазел он на меня недолго: его внимание привлекла к себе явно польщённая льстивым тостом Прохорова именинница. Она, к слову, вино не допила: не позволил тот самый «невзрачный» мужчина (он погрозил имениннице пальцем). Виновница торжества виновато улыбнулась, поставила бокал с красным вином на стол. Мило улыбнулась (её улыбка походила на улыбку Маргариты Лаврентьевны) и обратилась к Артурчику с вопросом — я его не услышал. Артур растеряно взглянул на вновь наполненную до краёв рюмку. Тихо заговорил, добавляя к словам жесты.
Я убедился, что Прохоров влился в коллектив; скосил глаза на металлическую дверную ручку — та не шевелилась. Прикинул, что на месте налётчиков явился бы именно сейчас — в крайнем случае, в течение ближайших десяти минут. Потому что официантки обычно покидали «Московский» в первые полчаса после полуночи. Директор, по словам Светочки, уходила домой во втором часу ночи. Я улыбнулся прошагавшей мимо меня официантке, подмигнул ей правым глазом (Ельцова ответила мне усталой, но милой улыбкой). Вздохнул и вновь посмотрел на столы — поискал взглядом Марго. Заметил, что место рядом с носатым черноволосым мужчиной пустовало. Обладатель шрама на щеке закусывал водку маринованными грибами, прислушивался к разговору сидевших во главе стола мужчин.
Я пробежался взглядом по залу ресторана. Взглянул на сцену, увидел там Маргариту Лаврентьевну. Заметил, как та сунула певичке в руку купюру — певица кивнула и подала знак своим коллегам. Марго поправила поясок на платье, повернула голову и посмотрела мне в глаза, будто почувствовала мой взгляд. Мне показалось, что глаза Маргариты Лаврентьевны при тусклом свете ламп обрели тот же цвет, что и сапфиры на её ожерелье. Она улыбнулась, чуть склонила на бок голову, хитро прищурилась. Я услышал, как брякнули струны гитары. Певичка придвинула к себе микрофон. Марго впилась в мои губы взглядом и плавно двинулась по залу. Мне почудилось, что она плыла над полом, словно привидение. Я не удивился, когда Маргарита Лаврентьевна прошла мимо стола и направилась ко мне.
— Слова любви Вы говорили мне, — запела певица, — в городе каменном…
Марго остановилась в шаге от меня — я почувствовал запах её французских духов.
— Здравствуй, Серёжа, — сказала Маргарита Лаврентьевна. — Давно не видела тебя. Хорошо выглядишь.
— Привет, Марго, — произнёс я. — У тебя шикарное платье.
Заметил: на меня и на спину Марго пристально смотрел черноволосый носатый мужчина со шрамом на щеке, хмурил брови.
Свет люстры над банкетными столами мигнул, на миг погрузил зал ресторана в полумрак.
Маргарита Лаврентьевна прикоснулась к моей руке — я почувствовал тепло её пальцев.
— Пригласи меня танцевать, Сергей Леонидович, — сказала Марго. — Пожалуйста.
Она всё ещё смотрела на мои губы.
А я не удержался, повернул голову и взглянул на ручку двери.
Глава 21
«…Любить я раньше не умела так, — доносился со сцены голос певички, — огненно, пламенно…» Большая стрелка на настенных часах уже приближалась к цифре «три» — я отметил это, когда метнул взгляд в сторону Кирилла и Олега, застывших около столов с подарками для именинницы. Одна из ламп в люстре, висевшей над сдвинутыми буквой «П» столами, угрожала вот-вот погаснуть: её свет вздрагивал, будто пламя свечи на ветру. На танцплощадку вышли четыре пары — они неактивно двигались под музыку, будто боялись растрясти наполненные деликатесами животы. Я снова посмотрел на лицо Маргариты Лаврентьевны. Заметил при этом, что черноволосый носатый мужчина всё ещё сверлил меня взглядом; не спускала глаз с меня и притаившаяся около барной стойки официантка Светочка.
— Ну же, Серёжа! — сказала Марго. — Решайся поскорее. Скоро песня закончится.
Она снова дёрнула меня за руку. «…В душе моей неосторожно Вы, — доносилось со сцены, — разбудили вулкан…» Маргарита Лаврентьевна чуть склонила на бок голову. Её глаза игриво блеснули. Отчётливый запах духов «Diorella» от «Dior» кружил мне голову.
«…Хватит улыбаться, — прозвучал в моей голове голос родившегося два года назад в Одессе певца Стаса Костюшкина. — Нормально с ориентацией…»
— Женщина, я не танцую, — произнёс я.
Хмыкнул, скрестил на груди руки.
И добавил:
— Мужа своего пригласи.
Я кивнул: указал на банкетные столы, где хмурил брови мужик со шрамом на щеке. Напомаженные губы Маргариты Лаврентьевны дрогнули. Мне почудилось, что радужки её глаз посветлели, будто выгорели на солнце.
— Мой муж не танцует, — сказала Маргарита Лаврентьевна.
И тут же уточнила:
— Со мной не танцует.
— Сочувствую, — сказал я. — Но ничем не помогу.
Пожал плечами и вновь скосил взгляд на дверную ручку. Представил вдруг, как сейчас в зал ворвутся вооружённые налётчики. Отметил: они появятся в шаге от Маргариты Лаврентьевны.
Я посмотрел на прикрытый тонкой тканью платья плоский живот Марго. Будто наяву увидел на нём «дырень» диаметром пять сантиметров. Почувствовал, что моё сердце забилось чаще.
Нахмурился.
— Оставь меня в покое, женщина, — сказал я. — Уходи!
Понял: мой голос прозвучал громко, грубо и раздражённо. Заметил в потускневшем вдруг взгляде Марго грусть. Маргарита Лаврентьевна покачала головой (её медово-русые волосы словно заискрились).
— Зря
