Книга Театр теней - Наталья Александрова

Полина Васильевна Багун открыла дверь и увидела на порогеПавла Власова. Это зрелище не доставило ей удовольствия – первого своего зятяона очень не любила.

– Здравствуйте, Полина Васильевна. – Павелпостарался вложить в свой голос побольше скорбного смирения.

– Как же это ты – и без охраны? – осведомиласьпожилая женщина, недобро сверкнув глазами. – Или на лестнице оставил?

– На лестнице, – стушевался Павел. – А вот вызря сразу, не спрашивая, открываете – мало ли кто войти может!

– Ну вот и вошел. А мне теперь бояться нечего, я ужевсе, что могла, потеряла.

– Я глубоко соболезную вам. Я ведь тоже был к Аленеочень привязан.

– Это ты, зятек, можешь на публике такраспинаться, – прервала его Полина Васильевна, – а я-то все про твоюпривязанность знаю… Знаю, зачем ты приехал. Интересуешься, где синяя папочканаходится? Боишься, что теперь, после смерти Алены, кто-то тому давнему делуможет ход дать?

– Что вы, зачем вы такое говорите! – возмущениеВласова выглядело вполне натурально, да и скорбные интонации в его голосе былидостаточно достоверные. – Вы никогда меня не любили, я знаю, но не будетеспорить – к Алене я относился с уважением, помогал ей в меру своихвозможностей. Ведь и карьеру на телевидении она сделала не без моей поддержки…

– Моя дочь всего добилась сама! У нее был талант! Аесли ты чем и помогал ей, так не по доброте своей душевной, не из уважения кней, как ты тут утверждаешь, а все из-за той же синей папочки! Из страха засвою карьеру, из страха за свою шкуру!

– Полина Васильевна! – Павел с трудом сдерживался,но все же старался не сорваться на вульгарный скандал. – ПолинаВасильевна, неужели мы с вами будем ссориться даже в такой день? Мне казалось,что наша общая потеря должна если не сблизить, то хотя бы примирить нас…

Общая потеря?! – Казалось, слова Павла только подлилимасла в огонь. – Общая потеря? Только для меня это – потеря! Для меняАлена была всем! Всем в жизни! Ради нее я в свое время отказалась от личнойжизни… Такие люди предлагали мне руку! Но я зачеркнула свою жизнь и стала житьжизнью Алены… Я все сделала для того, чтобы дать ей хорошее образование, длятого, чтобы она была счастлива… Нет, никто не может понять, что я потеряла с еесмертью! Пережить единственную дочь…

Неожиданно Полина Васильевна замолчала, ненависть сошла с еелица, как краска, сменившись тихой скорбью. Она подняла глаза на Павла и тихосказала:

– Ты прав, Павел. В такой день ссориться негоже. Хотя яи знаю, что ты неискренен, что приехал сюда только из-за компрометирующих тебябумаг… Ну да Бог с тобой… Отдам я тебе эту несчастную папку. Только об одномпрошу: поезжай в морг, простись с ней по-человечески. Похороны скромные будут,я так решила. Не будет никаких торжественных митингов и прощаний – вот,прощались уже с Каморным, – и что из этого вышло? Я ведь понимаю, накладбище ты не пойдешь – не можешь себе этого позволить… ты человекгосударственный, заметный… – Лицо ее снова скривилось недоброй гримасой, но онасправилась с собой и продолжила: – Хотя тебе и не в новинку с женами прощаться…Еще и трех месяцев не будет, как ты свою Манану похоронил. Тоже не своейсмертью женщина померла. Что с ней было?

– Автокатастрофа, – угрюмо сообщил Павел.

Ну вот, так если теперь на кладбище придешь – слухи пойдут:какая еще жена, чья жена… не везет, скажут, Власову с женами… Если бы ктодругой, то что людям за дело? А ты весь на виду. – Она опять замолчала,прижав руку к груди. – Я тебя ни в чем не виню. Ты в своих поступкахневолен. Но в морг-то… В морг ты можешь прийти. Там посторонних не будет,журналисты еще до такого не дошли, чтобы в морге снимать… Да твои… охранники ихи не пустят. Сходи, простись, я тебе после папку-то и отдам.

– Полина Васильевна! – В голосе Павла прозвучаласложная смесь чувств, но понятно было, что гора свалилась у него с плеч. –Полина Васильевна! Я с тем и из Москвы приехал, чтобы с Алёной проститься.Неужели вы так плохо обо мне думаете?

– Оставь, Павел, – старая женщина слабо махнуларукой, – не будем зря воздух сотрясать. Все я про тебя знаю, изучиладавно. Мое слово твердое, как сказала, так и сделаю.

– Я вам верю, – тихо ответил Павел и вышел налестницу.

Охранник вскочил с подоконника, глянул вопросительно. Павелотвернулся и стал медленно спускаться по лестнице. В душе было двойственноечувство. С одной стороны, после того, как бывшая теща обещала вернуть заветнуюпапку, он немного успокоился. Совсем он успокоится, когда будет держать ее вруках или даже только тогда, когда собственноручно сожжет ее содержимое вукромном месте. Эх, грехи молодости! Водились тогда за ним некрасивые делишки,да и криминала кое-какого хватало. И если бы не стал он сейчас государственнымчеловеком, то можно было бы на папочку и махнуть рукой. Но в нынешнем егоположении очень может ему эта папочка жизнь испортить. То есть жизнь-то,положим, – нет, но карьеру – это на сто процентов…

Когда расставались с Аленой несколько лет назад, она ему пропапочку-то и бухнула. Где только раздобыла тот компромат, стерва? Я, говорит,ничего тебе плохого не сделаю. Не стану тебе жизнь портить из ревности там илиеще по какому поводу. А папка эта, говорит, нужна для того, чтобы ты мнеплохого не сделал. И слово свое сдержала: ни разу его папкой не шантажировала,ничего не требовала. Но теперь все образуется: у них, что у матери, что удочери, слово твердое. Раз обещала теща папку отдать, то так оно и будет.

Павел вышел из парадной и сел в машину.