шёпотом.
Никаких слов за этим не последовало. Вопросы остались без ответов. Но на холме что-то изменилось. Трава посерела, при том что солнце светило так же ярко. Оно словно не добиралось до земли, его что-то останавливало.
Мария огляделась по сторонам и заметила, насколько изменилась округа. Деревьев стало меньше, а сам холм будто бы стал ниже. На том месте, где должен был стоять извозчик, было пусто. Ни его, ни кареты, ни дороги.
День потемнел еще сильнее, но это была не ночь. Солнце не позволяло погрузиться пейзажу во мрак. Тьма поднималась с земли и сталкивалась с солнечным светом. Они боролись между собой.
— Галахад! — раздался резкий, пронзительный крик из-за горизонта, — Галахад!
Королева пыталась рассмотреть то далёкое поле, откуда доносятся крики.
— Галахад!
Голос был ей знаком и почему-то неприятен. Голос девочки, находящейся в ужасе, в беспомощном состоянии.
— Мария! — раздался голос мужской, крепкий и приятный. Он придавал уверенности и безопасности. — Мария!
— Галахад!
За горизонтом вспыхнул свет. Ярко желтое свечение раздувалось шаром, увеличивалось, пока не достигла своего пика и не начало уменьшаться обратно, оставляя Королеву теперь уже в полной темноте. Вместе со светом пропали и голоса за горизонтом. Крики имён заменило шуршание травы у Марии за спиной. Обвиняя в этом ветер, она всё же обернулась, чтобы убедиться. Но ничто не могло подготовить её к увиденному. Хоть она их и не помнила вовсе, всё же смогла узнать по чувствам, пробуждённым внутри. Перед ней стояли два самых родных, самых близких когда-то человека.
— Мама?
Женщина, вышедшая из тени вместе с мужчиной, улыбалась. Они держались за руки.
— Папа?
Мужчина наконец узнал свою дочь и улыбнулся в след за своей женой.
— Как прекрасно ты выглядишь, — сказала мать Марии с теплотой в голосе.
Мария понимала, что с ней что-то происходит. Будь это галлюцинации или магия, но она не могла видеть родителей в живую, по-настоящему. Не могла.
— Что…что вы здесь делаете?
— Что ты здесь делаешь? Тебе здесь не место, — ответил отец. Его радость от встречи улетучилась, когда он понял в какой она опасности.
— Где мы? — Мария хотела обнять их, столько всего рассказать, но всё ещё находилась в шоке и ей не хватало сил даже сдвинуться с места. Она смогла лишь произнести несколько слов: — Я минуту назад была на холме между камнями, а сейчас всё почернело, и я вижу только вас двоих.
Отец с матерью развернулись друг к другу.
— Она не с нами? Как она может быть не с нами? — спросила мать.
— Если она не понимает, значит, с ней этого ещё не произошло, — ответил отец.
— Я мертва? — перебила Мария.
— Нет, нет. Ты ещё жива. Более того, у тебя есть шанс принести людям жизнь! — утешила мать.
— О чём вы говорите? Что с вами случилось?
— Это всё моя вина, — ответил отец, — я был слишком слеп, чтобы увидеть.
С каждым новым словом голоса родителей становились всё тише. Мария заметила это.
— Ты должна услышать нас доча, — начала мать настойчиво, повышая голос, — Мы заперты.
— Что? Что это значит?
— Я думаю, он хочет использовать наши души.
— Кто⁉
— Бог! — крикнул отец, не двигаясь с места, — тот, кому мы поклонялись! Он использует наши души, чтобы добраться до твоей. Тебе нельзя… мне жаль это говорить, но тебе нельзя любить. Не выходи замуж.
Мария не понимала, как они могут говорить ей такое при первой встрече за столько лет.
— Вы не мои родители. Я не думаю, что должна верить этой иллюзии.
— Это звучит безумно. Я понимаю, — ответил отец и попытался подойти поближе и коснуться дочери.
— Нет! — крикнула мать, схватила отца за плечи и оттянула на себя. — Мы не знаем, что произойдет, если ты до неё дотронешься!
Тогда отец посмотрел на дочь с тяжелым сожалением на лице и сказал:
— Тебе нельзя рожать. А если родишь — убей дитя.
Мария не могла поверить этим словам. Если это действительно её родители, почему они говорят о таком? О детоубийстве! За что они так поступают с ней? Собственные родители пытались запретить ей быть счастливой! А когда поняли, что остановить это невозможно, готовы оскорбить её сына, её кровь!
— И почему же я должна вас послушать? — с отвращение бросила в них Мария.
— Иначе Воларис падёт, — ответил отец. Вместе с матерью он растворился в темноте. Тьма исчезла, оставив молодую королеву, сироту, среди зелёного поля, среди этих дурацких камней и ярко-жёлтого солнца. Оставляя её в полной тишине.
Мария не сказала ни слова извозчику, когда садилась в карету. Она ничего не скажет своему мужу, когда приедет. Давным-давно она похоронила своих родителей и так же похоронит их последние слова, последнюю с ними встречу. Ведь они не могли быть её родителями, нет. Те давно уже умерли, а может их никогда и не существовало. Те родители, что любили её и жили в обрывках её детских воспоминаний. И она готова поставить свою жизнь, своё счастье на то, что те родители, живущие во снах в ночи, никогда в жизни не сказали бы эти ужасные слова. «Тебе нельзя рожать. А если родишь — убей дитя». Мария никогда не сделает этого. Она вычеркнет этот день из своей памяти, похоронит его раз и навсегда.
Глава двадцать вторая
На улице возле храма было безопасно. Так сказала София, и пока не было причин ей не доверять, поэтому Мария вышла наружу.
Сразу на глаза попалось пустое стойло для лошадей. От мысли, что им не пользовались сотню лет, Марии стало не по себе. Будто она смотрит на конструкцию, которая должна была сгинуть, оказаться вдали от каких-либо глаз. Но вот оно стоит. С крыши свисает одна доска на двух-трех гвоздях, болтается и скрипит, делая свой вклад в изобилие мрака, стоявшего повсюду.
Справа от входа в храм в землю вкопана лавочка. Мария подошла к ней, потрогала. С виду эта лавочка казалось промокшей, разваливающейся, давно сгнившей изнутри. Прикоснувшись же к ней, Мария обнаружила, что она сухая, и на ней вполне можно сидеть. Так здесь было со многими вещами. Они казались при взгляде одними, на деле же нет. Весь храм давно должен был сложиться, похоронить себя
