ним следят.
Потом Уоткинс уловил за спиной осторожные шаги. Он повернулся, обвел взглядом улицу. Да нет же, никого нет! Вот так было всю ночь. Не спал он, глаз не сомкнул. Все казалось, что в соседней комнате, в которой когда-то ночевал Петраков, кто-то ходит. И не один! Уоткинс включал свет, одевался, выходил. Никого. Пришла мысль: не заболевает ли он? Можно было бы проконсультироваться с Гровсом или с Жаком, они же медики. Но это риск. Беспощадный Гровс быстро избавится от заболевшего человека, он же, этот человек, выходит из строя... Ну с чего это взял — заболевает? Мало ли какие сомнения могут одолеть!
Руки Уоткинса вздрагивали, глаза возбужденно горели, весь он был напряжен. Жак не приходил. Наверное, смекнул после только что состоявшегося разговора, что с Уоткинсом шутки плохи, Уоткинс может поломать их заговор с Гровсом. И теперь Жак осторожничает, может быть, вообще перенес свой утренний визит на другое, конечно же тайное, время. Вот и жди его.
Уоткинс то срывался с места и быстро ходил по улице, то опять подолгу стоял, выглядывая из-за угла. Наконец решился: он один пойдет к Гровсу и все выяснит. Хватит, господин руководитель научного Центра, пора кончать нервотрепку! И пошел, то и дело оглядываясь, — не выскочит ли из-за какого-нибудь угла разнаряженный Жак. Но Жак не появлялся, и по лестнице Уоткинс поднимался один...
Гровс принимал ванну. Он плескался, кряхтел, бормотал что-то недовольное. Когда вышел в холл, Уоткинс удивился — как изменилось его лицо! Щеки свисали увядшими серыми складками, лоб и вся голова были черными, землистыми.
— Болею. Черт бы побрал эту поездку к морю! — скрипуче произнес Гровс.
На столе стояли флакончики, дымящийся кофе, виски, лежала белая мокрая марля, сложенная в несколько слоев, — наверное, прикладывал к голове.
— Ты чего пришел в такую рань? — Под глазами у Гровса глубокие черные круги. Он смотрел на Уоткинса будто сквозь большие, расплывчатой формы, очки.
— Я видел солдата... У него щеки зарозовели, — сутулился за столом Уоткинс.
— При чем тут солдат!.. Голова раскалывается! Давай полечимся... — Гровс кивнул на стаканы, запахнул полы халата. — Сдохнуть можно.
— У солдата щеки зарозовели, — упрямо повторил Уоткинс сдавленным от волнения голосом. — Петраков хорошо сработал.
— Петраков? — удивился Гровс, что-то припоминая. — Ах, да‑а... Петраков... — Глаза его радостно оживились, он отодвинул стакан виски и застучал пальцами по столу, как дятел по дереву. — Почему я узнал об этом едва ли не последним?.. Я сломаю твое упорство, профессор! О каждом шаге будешь мне докладывать... Зарозовели, говоришь?..
«Это хорошо — от меня первого узнал, — подумал Уоткинс. — Будет мягче, откровеннее».
— Если поручишь, я составлю промежуточный отчет об этом. Все как надо составлю.
Гровс глотнул из стакана, покривился:
— Ну и гадость — виски...
— Послушай, хватит пить. Я пришел с деловым предложением, а ты пьешь. Узнают на континенте, не одобрят.
— Угрожаешь? — прищурился Гровс. — Ну, выкладывай.
— Хорошо, доложу... Отчет о выходе солдата из прежнего состояния положено передать шифровкой. Я сумею. Говорить о Петракове нельзя: если русские перехватят, то могут расшифровать. Жак тоже непричастен. Даже соврать нельзя: то у него как у руководителя эксперимента ничего не получалось, то сразу дела пошли в гору. С чего бы? И о тебе — нельзя. Ты — руководитель вон какого масштаба, а не одного эксперимента. Не стоит мельчить. Остается один человек — я. Прегрешение будет небольшое, зато, как говорится, все на своих местах.
Гровс вышел из-за стола, потер пальцами затылок. Тяжелая головная боль не проходила, и ему было не до Уоткинса. Сообщил о солдате, на том спасибо.
— Главное на континенте — результат эксперимента... О‑о, черт! Раскалывается голова. Они хорошо знают: у нас Петраков...
— Ты понимаешь, что говоришь? Ты понимаешь?! — напрягся Уоткинс. — Я никогда не обманывал. Один только раз, первый раз в научном Центре прошу, сделай для меня... Я тоже хочу жить...
Длинный цветастый халат Гровса волочился по полу. Гровс ходил на ослабших ногах из угла в угол, и за ним неотрывно поворачивался Уоткинс:
— По-дружески прошу... Сделай меня официальным руководителем эксперимента над солдатом... К черту француза! Переживет.
— Нельзя! — длиннохвостым маятником мотался по комнате Гровс. — Все давно утверждено.
— Тебе — нельзя‑а?.. — Уоткинс вдруг ослабел. Как еще просить Гровса? Нет, не надо просить. Он, Уоткинс, имеет право требовать. Моральное право...
Ходит Гровс, маячит из стороны в сторону, видно, что хочет побыстрее избавиться от незваного гостя. Но не таков Уоткинс, чтобы не использовать все возможности для своей победы. Убрать французика, и тогда Гровсу ничего не останется, как главные надежды свои возложить на него, Уоткинса. Вот и будет назначен он руководителем эксперимента над солдатом.
— Ты еще мало знаешь... Ты ничего не знаешь, кого пригрел... — сбиваясь, вновь заговорил Уоткинс. — Этот Сенье... он тебя рогами наградил у моря! Рогами... Я сам видел...
Жак, конечно же, хорош. Он, Гровс, не простит ему Лейды. Но и этот гусь Уоткинс не лучше...
— А ты — провокатор... — сдавленно прохрипел Гровс. — Я раскусил тебя... Можешь ничего не объяснять — провокатор...
— Я... я!.. — задохнулся от негодования Уоткинс. — Все сам видел... Я же друг тебе! Отнесись по-дружески... Не хочешь? Не слушаешь?.. Заставлю слушать! Я все тебе выскажу...
И он напомнил Гровсу, как тот учился, напомнил с подробностями, будто события далекого прошлого произошли вчера.
Перестал мотаться по комнате Гровс, даже о головной боли забыл. А Уоткинс уже разошелся. Он говорил о том, как однажды Гровс едва не влип с медикаментами «зеленым беретам», что готовились для операций в Африке. Он сплавил устаревшие по срокам годности препараты. В случае применения они сослужили бы обратную службу — яд! Скольких отборных солдат недосчитались бы! А Гровс загреб миллионы... Полжизни потерял тогда Уоткинс, спасая Гровса. Подделки документов, фальсификация анализов — все пустил в ход. А как ты, Гровс, платишь за это? А помнишь, как вместо дорогостоящих лекарств ты подсунул дешевенькие, с фальшивыми паспортными данными? Солдатам, да еще вдали, все сойдет. Пока раскусят компетентные люди, от тех солдат одни воспоминания останутся. Не на прогулку снаряжали их. Зато какие деньги!.. Все можно разоблачить — доказательства отыщутся...
Гровс почернел:
— У тебя с психикой не в порядке... Укладывай чемодан. Ты здесь больше не нужен.
Уоткинс встал, в голове у него закружилось. Доведется встретиться с
