– Сделай этот шаг, Оук. Если ты не рискнёшь, то никогда не узнаешь ответы на свои вопросы. Не бойся. Даже если будет больно, то ты не будешь винить себя за то, что струсил. В любви нет месту трусости. Она её убивает. У тебя есть новый шанс в это Рождество поверить в чудо, сынок. Так поверь в него. Поверь в себя. Баунти с тобой, а не с Расти. Он её держал, и вот он дал ей свободу. И к кому она пошла сразу же?
– Ко мне, – шепчу я.
– Сделай вывод. Любящее сердце нельзя держать в клетке. Едва только она откроется, женщина пойдёт к тому, кого всегда любила. Вам, мужчинам, так сложно признаться в любви и даже не женщине, а самим себе. Вы думаете, что это слабость. Нет, Оук. Это сила. Сила, которая помогает защищать семью от проблем. Сила, которая перевернёт этот мир или вызовет лавины, чтобы люди увидели, что они теряют. Любовь вам уже щёлкает перед носом, а вы слепы, Оук. Любовь кричит вам быть вместе, но она же перестанет подсказывать тебе, что делать, когда ты признаешься в этом. Потому что подсказки тебе больше не будут нужны. Ты начнёшь жить любовью.
Отталкиваюсь от двери и обнимаю маму.
– Я так люблю тебя. Прости, что я был плохим сыном, – шепчу я. Она обнимает меня в ответ.
– Ты никогда для меня не будешь плохим сыном, Оук. Ты мой сын и я буду любить тебя всегда. Но я прошу тебя сделать меня бабушкой, пока у твоего отца не начался старческий маразм, – она отклоняется немного. Прыскаю от смеха.
– Мне нужна отдушина, Оук. Я готова стать бабушкой. А ты готов стать отцом?
– Да, – киваю я.
– Отлично. Мне нравится ход твоих мыслей, Оук. Так воплощай их в жизнь. Если потребуется, то я в деле, – мама подмигивает мне. Я отпускаю её, целуя в щеку.
– И, Оук, начинай носить нижнее бельё. Ты у меня большой мальчик и я не хочу знать ничего о том, что в определённых местах ты подрос и значительно, – она красноречиво смотрит на мой пах.
– Мам! – Кричу я и закрываю член ладонями.
Она смеётся и направляется к лифту.
– Я мыла тебя до восьми лет, и я родила тебя, Оук. Но если ты хочешь иметь детей, то не отморозь свои бубенчики. Используй нижнее бельё, сынок.
– Мама, чёрт! Прекрати! Ты вульгарна! – Кричу ей вслед. Она оборачивается ко мне, нажимая на кнопку лифта.
– Значит, ты теперь понял, в кого ты такой сексуальный фантазёр, – подмигивает мне.
– Фу. Не хочу ничего об этом знать, – кривлюсь и закрываю дверь.
Я продолжаю улыбаться, прижимаясь лбом к двери. Чёрт, мама права. У меня всё есть для счастья, и я в этот раз ничего не просру.
Направляюсь к кровати и останавливаюсь, смотря на спящую Баунти. Никто не выкурит нас из этого чёртового номера, пока я не буду убеждён на тысячу процентов, что она моя. То есть, что она готова быть со мной. Точнее, что она готова родить мне несколько детей. Лучше семь. Или восемь. А ещё, я знаю, что она раньше принимала таблетки, и если я продержу её здесь два дня, до завтрашнего последнего совместного ужина здесь, то наверняка, через год нас уже будет трое. У меня есть идеальный план.
Я никогда не устану быть свихнувшимся сталкером. Это у меня в крови. Выиграть у чёртовой судьбы свой приз.
Глава 22Баунти
Моё тело покалывает уже знакомо и приятно. Я знаю этот момент. Ты вроде бы ещё спишь, но уже можешь думать и помнить, почему тебе так тепло и хорошо. Секс с Оуком всегда был моим любимым занятиям. Я даже готова отказаться ото сна и от еды, только бы это было постоянно. Мне нравится кончать. За столько лет я кончала только благодаря своим пальцам и мыслям об очень плохом парне, который врывается в мою квартиру, чтобы заклеймить своей спермой. О-о-о, да, я никогда не говорила, что правильная. Я тоже была плохой, такой и остаюсь.
– Оук, – шепчу я, потираясь щекой о его грудь.
– Приятно, что ты не спутала меня с Расом, – хмыкает он. Открываю глаза и шлёпаю его по груди.
– Я не припоминаю тебе всех твоих бывших подружек, поэтому закрой рот. И, к слову, я всегда знаю, что это ты. Я счастлива, когда ты рядом. Это просто факт.
Он улыбается и целует меня в лоб.
– Говори мне это почаще, Баунти, чтобы я не думал о том, что ты можешь влюбиться в кого-то ещё.
– С чего ты взял, что я влюблена в тебя? Ни за что. На те же грабли не наступлю. Мы просто отлично проводим время, – цокаю я.
– Теперь ты мне мстишь, – кривится Оук. – Я говорил тебе про отличное время, когда ты требовала от меня чёткости в наших отношениях. Мне всегда нравилось выводить тебя из себя.
– На самом деле, нет.
Оук напрягается и я сажусь на кровати, прикрывая обнажённую грудь покрывалом.
– Послушай, ещё очень рано делать выводы, и я тоже не хочу давить на тебя. Давай просто двигаться. Нам ведь хорошо друг с другом, так?
– Ну да, – хмурясь, кивает он.
– Вот. Мы свободные и мы можем делать всё, что захотим. Раньше я была глупой, хотя мой личный идиотизм остался, но я многое поняла. Я не даю больше ничему определений. Мы вместе. Да, мы вместе. Ты и я. Мы голые и я хочу наслаждаться тобой, Оук. Этим временем, каждой секундой. Я хочу видеть отражение рождественских огоньков в твоих глазах и слышать твой смех. А, что будет дальше, мы не можем знать. Я не хочу знать. Я устала от определений. Они мне не помогали. Ты согласен? – С надеждой смотрю на него.
– Согласен, но у нас не свободные отношения. То есть ты трахаться ни с кем другим, кроме меня, не будешь. Поняла?
Усмехаюсь и киваю.
– Мне подходит. Тогда чем займёмся? – Интересуюсь я.
– Хм, я думал остаться здесь до завтра. Мы всё равно проспали соревнование по лепке снеговиков.
– Чёрт, отец меня прибьёт. Это вылетело из моей головы, – скулю я.
– Расслабься. Они оба проиграли двенадцатилетнему мальчишке, а потом оба уничтожили его снеговик. Они довели до слёз ребёнка и сбежали.
Я взрываюсь от хохота. Конечно, это же наши отцы. Что от них ещё можно было ожидать?
– Эти парни сумасшедшие, да?
– Определённо, и я не удивлён, почему мы не менее сумасшедшие, чем они, – улыбается Оук.
– Но здесь никого нет и я, надеюсь, что сюда никто не придёт, потому что идея забаррикадироваться в номере отеля терзает меня с утра. В общем, поесть что-то есть?
Оук смеётся и поднимается с кровати голым. Сглатываю при виде его обнажённых ягодиц и облизываю губы. Я обожаю смотреть на него, но больше обожаю, когда он голый. Оук тащит тележку с едой к кровати, подмигивая мне, а потом направляется к своему чемодану.
– Я думаю, что нам нужно что-то праздничное, – он достаёт из чемодана две шапки Санты, и я смеюсь. Он бросает мне одну, и я надеваю себе на голову, он делает то же самое.
