о других женщинах в его объятиях.
Спальня и правда была очень красивой. Темно-бордовые обои на стенах, яркие картины… с красными птицами. Баро, видимо, решил, что мне понравится. Но мне какая разница? Очередная клетка. Камера-одиночка. Пусть хоть золотом ее раскрасит, мне наплевать. Ничего мне не нравится…Особенно сейчас, когда ноги скользят по тому самому льду, и я не могу найти опору, как слепой котенок скольжу по тонкой и шаткой поверхности, понимая, что утону.
Рано или поздно это чудовище меня утащит в свой ад, как и обещал.
Как скоро Ману отправит меня еще дальше от себя? И я так и не могла понять, почему меня это не радует. Почему от этой мысли сердце начинает колотиться в горле и пульсировать в висках. В какой момент я начала бояться его равнодушия? Или это то пресловутое чувство разочарования, когда понимаешь, что мужчина, который уверял тебя в своей одержимости, на самом деле обыкновенный лжец? Разве меня это способно ранить? Ненавижу ублюдка. Ненавижу за то, что опустил в эту грязь, за то, что заставил это почувствовать…за то, что вообще заставил чувствовать.
Я металась по комнате от стены к стене, обхватывая пылающие щеки ладонями, проклиная себя и его. Проклиная Огнево и свое решение приехать за телом Артема. Мне казалось, что меня специально заманили в ловушку. Специально привели к нему в лапы. Какой-то адский рок, какая-то злая насмешка над всем, во что я верила.
Я подошла к зеркалу и посмотрела себе в глаза.
– Влюбилась в цыгана, Оля?! Влюбилась в своего лютого врага? Кто ты теперь? Тварь и мразь, которая предала свою семью…предала всех, кто в тебя верил. Цыганская шлюха! Когда ты ему надоешь, тебя проклянет даже твоя собственная тень!
Артем…мой Артем… Не была дурой та принцесса. Она просто сошла с ума от отчаяния. Она поняла, какое ничтожество и, не выдержав позора, полетела, как птица в пропасть. А я слабая…такая слабая. Не могу, как она. Я позволила и ему, и себе. Позволила!
Смела все с комода и увидела, как по ковру покатилась шкатулка из красного золота, украшенная кружевной алой лентой. Она раскрылась, и ее содержимое сверкало в бликах камина и свеч. Серьги и колье с кровавыми камнями. Рубины и золото высшей пробы.
Я наклонилась и подняла украшения, рассматривая их в каком-то оцепенении и восторге. Золото отлито в форме слёз. Невероятная работа очень талантливого мастера. Захлопнула шкатулку. Поставила на комод, и, сбросив халат, легла в постель.
Не смогла уснуть. Вертелась с боку на бок, прислушивалась к голосам внизу, к шагам за дверью. Но ко мне никто не приходил. И на следующий день меня не трогали. Только приносили поесть, прибирались в комнате. Я поняла, что вчерашнее веселье продолжилось и сегодня с самого утра. Меня туда не позвали.
Непривычное одиночество поначалу обрадовало. И я все утро провела в постели. Ко мне никто не пришел до позднего вечера. Только Мара сообщила, что поездка откладывается из-за урагана, который разыгрался как минимум на несколько дней, но все мои вещи собраны в дорогу. Может он привел новую женщину? Одну из тех, из залы, из тех, которых я считала шлюхами. Только от одной мысли об этом меня начинало лихорадить, и я металась по спальне, как запертое в клетку животное. Какую же жалость теперь буду вызывать я… а еще и презрение. Никогда не ставь кого-то ниже себя – вы можете очень быстро поменяться местами. Тот, кто ничего не имеет, никогда не сможет потерять столько, сколько тот, кто имел всё.
Я же потеряла так много, что от отчаянной тоски мне хотелось выть и ломать ногти. И самое ужасное…мне казалось, что я могу потерять еще больше – саму себя. Себя в проклятых волчьих глазах цыгана.
Глава 24
Ближе к полуночи наконец-то появилась Мира и выдернула меня из тревожного, поверхностного сна, в который мне удалось погрузиться.
– Зашла проверить, все ли у вас в порядке.
– Где ты была весь день? Почему не приходила ко мне?
– Прислуживала за столом. Веселилась с другими людьми. Праздник длился почти до утра.
– Праздник? Еще какой-то праздник?
– Да. Сегодня мы отмечали первый день зимы. Позавчера было преддверие самого праздника. По старым поверьям нужно накрыть стол побогаче, устроить празднество на несколько дней, позвать музыкантов, танцоров, зарезать барана или свинью, есть много сладостей, пить вино, дарить подарки тем, кого любишь. Как проведешь первый день зимы – таким будет весь год. Цыгане суеверны.
– Понятно. Было весело?
Я чувствовала себя разбитой. Как будто не спала несколько суток, а не несколько часов. И я не могла понять, что со мной происходит, что именно меня настолько мучает. Мне казалось, что я, как натянутая тетива лука, вот-вот порвусь от напряжения.
– Последний раз я такое видела, когда была ребенком. Завтра веселье продолжится.
Я приподнялась на постели, глядя на раскрасневшуюся Миру. Давно ее такой не видела…Можно сказать, никогда. Казалось, она меняется также, как и я. Только из моих глаз исчез подобный блеск, а в её появился. Будь это в иной ситуации, я бы порадовалась за нее. Но сейчас я почти ее ненавидела.
– А он? Тоже веселился?
– Кто? Баро?
– Да, твой соплеменник в маске.
– А почему ему не веселиться, Оля? Это же его первый праздник дома. Он возобновил традиции нашего народа.
– Дома? Ты забываешь, Мира, что этот особняк, вся эта деревня принадлежала моему отцу. Что его жители подло взбунтовались и убили наших людей. А ваш Баро просто захватчик и…
– Этот особняк принадлежал цыганской семье Алмазовых. Этот особняк взяли ваши люди, убив его хозяев, надругавшись над ними и изрезав на куски. Ману Алмазов не захватчик – он освободитель.
Я вскочила с постели, тяжело дыша и глядя на нее яростным взглядом.
– Ты все больше и больше осваиваешься здесь. Ты наслаждаешься их обществом, ты…
– Я – цыганка. Я дома, моя дорогая госпожа, в своей стране и впервые могу говорить на своем языке без риска, что мне отрежут язык. И я сегодня нашла могилы моих родителей.
– Ты говорила на своем языке, Мира. Никто и никогда не обижал тебя.
– Потому что я принадлежала вам…но если бы моей хозяйкой была другая, какая участь бы меня ждала? Вы вообще нормально относитесь к тому, что в наше время у кого-то все еще есть рабы? Что людей можно считать низшим сортом?
Я, встала с кровати, натягивая на ходу халат и отстраняясь от ее