Но если это и так, то я хотя бы обязана ходить на его могилу.
Именно с этими мыслями я набираю номер психолога.
— Как он? — мой голос слегка подрагивает, когда я задаю этот вопрос.
— В госпитале.
Я даже опускаюсь на стул, радуясь тому, что Люся в это время еще в школе и не видит моего лица.
— Я хочу приехать к нему.
— Это будет непросто, — отвечает Логинов. — Виктор никого к себе не пускает.
— Почему?
На том конце провода долгое и тяжелое молчание. Так что я куда сильнее начинаю нервничать. Да что там такого могло случиться?
— Пуля неудачно задела позвоночник.
— Он не хочет видеть и меня тоже?
Чего он стесняется? Он же не обгорел и не похож теперь на чудовище.
— Он не ходит.
— И что? — улыбаюсь я.
— Полагаю, что он не хочет, чтобы кто-то видел его слабости.
Я какое-то время молчу. Я могу это понять. Виктор вообще не похож на человека, который легко стал бы кого-то к себе подпускать.
— Как думаешь, ему там одиноко?
Психолог молчит.
— Думаю да.
— Я ведь могу… приехать сама?
— Лика…
— Ты можешь это устроить?
Психолог ничего не говорит, и я уже начинаю бояться того, что Андрей положит трубку, как он произносит:
— Я узнаю, когда его выписывают. Его лечит один мой однокурсник, тот самый, который его ко мне и прислал.
Проходит больше недели и все это время я сама не своя. Почему-то я очень радуюсь, когда вспоминаю, что Виктор выжил. Живу практически мыслями о том, как увижу его.
Хотя у меня куча насущных забот: Люся, работа и подработка, и мысли о том, как поступать в институт.
Странно даже, что еще несколько месяцев тому назад я вообще не видела для себя будущего. А теперь я уверена, что проживу до глубокой старости. Я просто обязана жить долго и счастливо, потому что прошла практически через ад.
На работе меня спрашивают о прошлом, и я молчу. Какая разница, кем я была, главное кто я сейчас.
И только раз у меня интересуются о будущем. Я работаю в кофейне, у меня так много энтузиазма и должно быть так блестят глаза, что чаевых я больше других девочек за смену собираю.
— Влюбилась? — спрашивают на кухне, — Или позвали замуж?
Этот вопрос неожиданно ставит в тупик.
Я не хочу замуж, да и влюбиться я не могла. Я ощущаю себя странно, так, как чувствовала себя еще в клубе. Так, словно сердце мое живет не настоящим. Я кое-что прошлому должна. Так, словно я уже обещалась и другие мужчины, даже если я хотела бы с ними отношений, будут каким-то предательством с моей стороны.
Когда я думаю об этом по дороге домой, то понимаю, что предам себя.
Я обещала Виктору остаться с ним, если он вернет мне свободу. Это честная сделка. Я заключаю только такие.
Пока я его не увижу, не буду точно знать, что делать со своим будущим.
Когда я захожу в дом, звонит Андрей.
— Завтра в пять, — и называет адрес.
Это очень странно, но мое сердце часто бьется от радости.
В пять я беру с собой сестру и дожидаюсь Логинова. Он подвозит нас обеих на машине до загородного госпиталя, и мы останавливаемся у ворот.
Люся разглаживает ленточки, которыми перевязан торт. На работе я забрала самый лучший. Я крепко сжимаю руками букет, вдыхая нежный запах роз. Ведь мы едем на выписку.
— А как мы встретимся? — я смотрю на глухие ворота частной клиники.
— Я все устроил, — Логинов смотрит в свой телефон и наконец делает нам знак выходить.
Я вижу на проходной человека в белом халате, который делает нам знак приблизиться. Беру за руку Люсю, и мы вскоре оказывается на территории медицинского учреждения.
Приятно пахнет хвоей, повсюду разносятся трели птах. Июль уже вступил в свои права.
И тут я замечаю Виктора около ступеней здания, принадлежащего больнице. Он в инвалидном кресле и замахивается костылем на санитара, стоящего рядом.
Узнаю характер Черкасского.
— Ради бога, быстрее, — говорит наш провожатый. — Он из-за этой заминки уже всех на уши поднял.
Усмехаюсь. Я и не сомневалась, что Виктор не захочет нас видеть. Пришлось, видимо, его обмануть.
Я беру у Люси из рук торт и приближаюсь. Я уже объяснила ей, что мы едем к моему другу, у которого скверный нрав, но доброе сердце и попросила ее постаять в стороне пока мы не обговорим наши отношения.
Я подхожу ближе и чувствую, как сердце в груди замирает. Ведь я знаю, кто он такой — несчастный и одинокий человек. Почему он пристает к санитарам и, должно быть, срывается на подчиненных. Я чувствую себя так словно могу сделать Виктора лучше, дать ему то, что исцелит раны и усмирит гнев.
По правде, мне сейчас и не нужно ничего другого. Ведь если ты можешь сделать мир лучше, почему бы не попробовать?
Я узнала, какими жестокими могут быть приятные и добрые на первый взгляд мужчины. А с этим все наоборот и Виктор, пожалуй, единственный, кому я готова поверить.
Я останавливаюсь перед ним. Черкасский забывает про свою войну с медиком и застывает, чуть приоткрыв рот. На его лице я читаю разом смущение и неуверенность.
— Анжелика.
— Привет.
Я кладу торт ему на колени, наклоняюсь и касаюсь его щеки своей щекой.
— Зачем ты… — я слышу его тяжелое дыхание над ухом. — Я же сказал этим идиотам, если ко мне кто-нибудь попадет…
— Выставишь меня? — я отстраняюсь.
Виктор хмыкает и разводит руками.
— Ты свободная женщина. Иди куда вздумается, только…
— Зачем ты рисковал ради меня жизнью?
Виктор выглядит так словно подавился своими словами.
— Почему даже не сказал мне, что с тобой все в порядке?
— А какая тебе была разница?
Я смотрю на его кресло.
— Боялся, что я не приму инвалида?
Виктор прикрывает веки и беззвучно двигает губами.
— Помнишь наш уговор? — говорю я. — Если ты вернешь мне свободу, то я станусь навсегда. Видишь, я сама вернулась. Никто меня не звал.
Пожалуй, я еще никогда не видела такого потрясенного взгляда. Я читаю в нем: «Вернулась ко мне?»
— Послушай, я тебе задолжала, — оборачиваюсь и указываю на сестру. — За Люсю, да и вообще. Если не хочешь держать меня как жену или что ты там задумывал с самого начала, давай я просто буду приезжать. Готовить. Может, иногда убираться. В твоем доме ужасно одиноко.
