жизни – чувство, о котором давно не помышляла.
Пип не торопилась начинать прогулку и терпеливо ждала, пока она будет готова сойти с места. Эвелин ободряюще кивнула ей. Предстояло нечто гораздо большее, чем прогулка, но пока неясно было, что именно. Наружу уже тянулись зеленые ростки чего-то нового, и не для нее одной. Она надеялась, что Пип тоже чувствует зарождающуюся связь между ними.
Они перешли через улицу и двинулись по широкому променаду вдоль пляжа.
– Пройдемся до пирса? – предложила Пип. – Это не слишком далеко?
Эвелин пришла в ужас оттого, что ее спрашивают, справится ли она с расстоянием в пару сотен ярдов между ее дверью и пирсом, хотя, если разобраться, вопрос был не такой уж нелепый. Она еще не знала, на сколько хватит ее ног, слишком долго она не проверяла, на что способна. Но чувствовала себя вполне уверенно.
– Думаю, дойду, – сказала она Пип с бодрой улыбкой. – Там мы подкрепимся чаем с булочкой в карамели и пустимся в обратный путь.
– Хотите взять меня под руку? – спросила Пип.
Спасибо, что предложила, подумала Эвелин. Насколько она понимала Пип, той было не так уж легко дефилировать под руку со старушкой.
– Благодарю, – сказала она, – но я и так справлюсь. Какой чудесный ветерок! Помню, когда я впервые вывела малышку Скарлетт на ветер, она не знала, как на него реагировать. В материнской утробе царит безветрие, отсюда шок. Видели бы вы ее личико при порыве ветра! Это было бесценно. Сначала она задохнулась. Это было и тревожно, и бесконечно мило. – Эвелин улыбнулась этому воспоминанию, такому давнему и одновременно такому свежему. Ей нравилось говорить о дочери по прошествии такого долгого времени. Надо делать это чаще, решила она.
Они побрели бок о бок по променаду в направлении пирса. Солнце высунулось из-за облаков, белый свет заплясал по волнам, море заискрилось. Оптимисты-отдыхающие загорали в шезлонгах и на полотенцах, их маленькие дети в купальных костюмчиках, закрывавших все тело, совершали забеги к воде и обратно. Когда Эвелин водила на пляж Скарлетт, та была то в платьице в горошек, то в одних трусиках, если выход на песок был спонтанным. Сейчас Эвелин поняла, что в те времена жизнь была проще.
– Скарлетт обожала воду, – сказала она Пип. – Прямо как маленький тюлень! Весь день могла бегать от волн. Она даже начала понемногу плавать, очень рано для ее возраста. Я всегда следила, чтобы она надевала надувные нарукавники. Здесь бывают очень сильные волны. – Она отвергла предложение Пип взять ее под руку, но теперь сама это сделала, никак не объяснив, почему передумала. – Сейчас, оглядываясь назад, я думаю, что любовь к воде и привела Скарлетт к пруду. Он ее манил.
Нельзя было оставлять такого маленького ребенка одного, подумала, наверное, Пип. Эвелин знала эти ее мысли, потому что так думали все. Трагедия, конечно, но почему трехлетний ребенок очутился один у садового пруда? Куда смотрела нерадивая мамаша? Как можно было такое допустить?
Эвелин давно привыкла защищаться от посылаемых ей злых мыслей, они отскакивали от нее, как пули от щита. Пип хватало вежливости не спрашивать, но Эвелин приготовилась к безжалостному вопросу. Одна она знала, что произошло со Скарлетт и какую роль сыграла в этом она сама. Не пора ли это изменить? Не доверить ли правду Пип?
– В моем детстве мы нечасто бывали на пляже, – сказала та, умело уходя от темы утонувшей дочери Эвелин. – Сейчас об этом смешно говорить, но ферма далековато отсюда, а мать с отцом были слишком заняты, чтобы меня возить. Когда я стала постарше, то увлеклась учебой и ни на что другое уже не оставалось времени. Теперь жалею, конечно, об утраченных возможностях.
– Когда у вас будут свои дети, обязательно используйте преимущества жизни у моря, – посоветовала ей Эвелин.
Поднять тему материнства было с ее стороны озорством, и она с удовольствием наблюдала, как Пип глотает наживку.
– Сомневаюсь, что когда-нибудь заведу детей, – ответила та безразличным тоном. – К тому же я живу не здесь.
– Совсем забыла! – Эвелин постаралась скрыть усмешку. Отрицать свои корни вошло у Пип в привычку. – Вы же вернетесь в Лондон. Таков ваш план?
Пип устремила взгляд поверх волн, к горизонту, и Эвелин увидела, как она смягчилась.
– Нет никакого плана, – сказала Пип безнадежным тоном. – В Лондоне у меня больше нет дома. И ребенка заводить не с кем. Так что не о чем говорить.
– Может быть, пора что-то поменять? – вкрадчиво спросила Эвселин, искоса глядя на нее.
Пип повернулась к ней, и они встретились взглядами.
– Да. Думаю, вы правы.
40
Пип нравилось на пирсе и раньше, и теперь, но она совсем про него забыла вместе со всем остальным. Раньше она старалась представить, что значит жить в каком-нибудь из белых домишек на уходящем далеко в море деревянном настиле. Она помнила, как ее разочаровали слова отца, что там на самом деле никто не живет, потому что это не жилье, а магазинчики и кафе. Правда, на ее мечты это не повлияло. Она и дальше представляла себе самостоятельную жизнь в собственном мире, на пирсе и даже под пирсом в отлив.
А потом взяла и все это позабыла! Детские фантазии сменились совсем другими мыслями. Как это произошло? Что еще она упустила, когда увлеклась карьерой? При всей любви к своей профессии она уже не исключала, что слишком многим ради нее пожертвовала.
После бодрого старта теперь, при приближении к пирсу, Эвелин выглядела утомившейся. Следует ли за нее беспокоиться? Пип терялась в сомнениях. Она не обладала навыками первой помощи. Посвятив себя учебе, она среди прочего махнула рукой на членство в отряде девочек-скаутов.
– Самое время попить чаю, – сказала она, надеясь, что Эвелин не поймет, что она больше заботится о ее потребностях, чем о своих, и не оскорбится. – Зайдем?
Она указала на кафе в самом начале пирса. Эвелин кивнула. Пип придержала для нее дверь.
Только укрывшись от ветра, они поняли, как он силен. Эвелин буквально упала на стул. Прогулка потребовала от нее больше усилий, чем она думала. Удивляться было нечему, учитывая, как редко она выходит из дому, но Пип надеялась, что они не перегнули палку, иначе племяннику будет за что ее винить.
Они заказали чай и коржики (за отсутствием в меню булочек в карамели) и стали молча любоваться морем за окном. Пип соскучилась по таким ленивым мгновениям. Темп жизни в Лондоне был слишком стремительным, ей нравилось находиться в самой гуще, ее будоражил стресс, балансирование на острие
