к августейшей особе [каана], то последовал приказ учинить [над ним] суд, хотя его виновность была более известна, чем безбожие дьявола. После того как он [все] подтвердил и сознался в преступлении, его отправили вслед за [его] друзьями. Вот и все!
|A 160а, S 378| Рассказ о вызове Менгу-кааном Огул-Каймиш-хатун[556] и Ходжи, сына Гуюк-хана, о казни Огул-Каймиш и об обстоятельствах расправы с Иди-Кутом
Так как некоторые виновные еще не прибыли, а умы еще не очистились от вражды, [вызванной] их подлостью, Менгу-каан послал Бурунтай-нойона с десятью туманами войска, [состоявшего] из храбрых тюрков, к границам Улуг-Тага, ... и ..., что между Бишбалыком и Каракорумом, чтобы они из той местности [ушли] и приблизились к стойбищу Кункыран-огула, который находился в пределах Каялыка и обитал [растянул стан] до берега Отрара. Бука-нойона он послал с двумя туманами войска к границам киргизов и кем-кемджиюта, а к Огул-Каймиш и Ходже, которые еще не прибыли, послал гонцом Ширамуна-битикчи и дал поручение: «Если вы не участвовали в заговоре с теми людьми, то для вас будет счастье в том, что вы поспешите к высочайшей особе [каана]». Когда Ширамун выполнил поручение, Ходжа-Огул хотел подвергнуть его тому, что не дозволено, [то есть казни]. Жена Ходжи, которая по [своему] положению была ниже других ханш, а умом и смышленностью выше их, пришла к такой мысли и сказала [Ходже-Огулу]: «На после лежит выполнение поручения, и никогда не причиняли ничего дурного [даже] послам бунтовщиков, как же можно покушаться на посла, который прибыл от высочайшей особы Менгу-каана? А каким бедствием в государстве может завершиться убийство [даже] одной личности, особенно когда при этом происходят смуты! Из-за этого море мятежа приходит в волнение, успокоившийся мир [снова] становится беспокойным и вспыхивает пламя бедствий, а тогда уже раскаяние бесполезно. Менгу-каан — старший и на положении отца, нужно отправиться к нему и повиноваться его приказу». Ходжа выслушал с удовлетворением ее добрый совет, оказал Ширамуну почтение и уважение и вместе с женой отправился к высочайшей особе [каана]. Благодаря счастью слышать добрый совет он не впал в бездну безмерных бедствий, а остановился в обители безопасности.
А мать Ходжи Огул-Каймиш отослала гонца обратно и сказала: «Вы, царевичи, обещали и дали обязательство в том, что царская власть всегда будет принадлежать дому Угедей-каана и что никто не будет противодействовать его сыновьям, а теперь вы не держите слова». Когда это известие передали, Менгу-каан крайне разгневался и написал указ [ярлык], что жены Джучи-Касара, Отчигина и Бэлгутай-нойона — братьев Чингиз-хана — приезжали на курилтай, а Огул-Каймиш не является, и что если Катар-Кадак, Чинкай и Бала, эмиры ставки [орды] Гуюк-хана, кого-нибудь выберут или провозгласят государем или ханшей и [кто-нибудь] станет государем или ханшей по их слову, тогда они увидят! [Менгу-каан] тотчас же послал гонца захватить ее и привезти, зашив обе руки в сыромятную кожу. Когда она прибыла, ее отправили [вместе] с матерью Ширамуна Кадакач-хатун в ставку Соркуктани-беги, и Мункасар-яркучи,[557] обнажив ее, потащил на суд и допрашивал. Она сказала: «Зачем другие смотрят на тело, которое никто, кроме государя, не должен видеть?!». Спросив о ее вине, ее завернули в кошму и бросили в воду. Чинкай также прибыл, его важное дело было улажено хаджибом Денишмендом.
В [месяце] рамазане лета 650 г.х. [5 ноября — 4 декабря 1252 г. н.э.] в Бишбалыке Иди-Кут, главарь идолопоклонников, условился с некоторыми людьми, чтобы в пятницу, когда мусульмане соберутся в соборную мечеть, выступить и перебить их всех в мечети. Один гулям из их среды, который был осведомлен и знал о том деле, склонившись к исламу, донес на них и доказал их преступление. После того как Иди-Кута доставили в ставку и учинили [над ним] суд и он в преступлении сознался, последовал приказ увезти его в Бишбалык и [там] казнить в пятницу после намаза при всем народе. Вот и все!
|A 160б, S 379| Рассказ о том, как Менгу-каан отправил некоторых эмиров в разные стороны, чтобы они покончили с оставшимися смутьянами, и о прощении им их преступлений
Так как по углам [еще] оставались кое-какие смутьяны, а вызов их был затруднителен и долго бы тянулся, Менгу-каан послал Бала яркучи с отрядом нукеров в войска Тису, дабы он произвел расследование о тех людях и всякого, кто участвовал в заговоре, казнил. И еще одного эмира по такому же делу назначил в область Хитая.
Когда мысли о злодеях исчезли из [его] благословенной памяти, добрый нрав счастливого государя потребовал в качестве самого обязательного соблюдения [основ] родства и племенного единства. Он приказал Ширамуну вместе с Кубилай-кааном, Нагу и Чуган-нойоном отправиться в Хитай, а Ходжу, по заслугам его жены, сказавшей достойную похвалы речь, освободил от похода и назначил ему юрт в пределах Селенги, что близ Каракорума. В общем, с той поры среди монголов снова появились распри, а Чингиз-хан своим детям завещал согласие и единодушие, он говорил: «Пока вы будете в согласии друг с другом, вам будет сопутствовать счастье и враг не одержит [над вами] победы». Благодаря этому качеству ему [Чингиз-хану] и его роду удалось покорить большинство государств мира.
Рассказывают, что однажды, [еще] в первые дни [своего] выступления, [Чингиз-хан], давая наставление сыновьям, для сравнения вытащил из колчана одну стрелу, дал им и сказал: «Сломайте». [Стрела] при небольшом усилии сломалась. Потом дал [им] две стрелы, [которые] также с легкостью сломались. Таким порядком он все увеличивал [число стрел], пока не дошел до десяти. И силачи и бахадуры[558] войска оказались не в силах переломить их. [Тогда] он сказал: «Таково и ваше положение, пока вы будете опорой один другому, никто вас не одолеет, и вы долгие годы будете владеть царством». Если бы мусульманские султаны поступали таким же путем, их династии вовсе не прекращались бы! Вот и все!
Рассказ о просьбе царевичей и эмиров перед Менгу-кааном о разрешении им возвратиться по своим домам и об отправлении их с полным уважением, почетом и милостями
Когда августейшее внимание Менгу-каана освободилось от неотложных дел и взволнованное государство успокоилось, а царская власть с согласия всех царевичей была ему вручена, царевичи и эмиры усиленно просили позволения удалиться в свои юрты. Обласкав каждого разными почестями и всякими милостями, он приказал разъехаться и отправиться по своим становищам. Так как дальность расстояния и время разлуки с Бату у Берке и Тука-Тимура[559] были больше [и дольше,
