вмазала, качественно — у него аж кожа на лице загорелась.
А потом Анаит вздрогнула, закрылась от него, будто он мог ударить в ответ. Снова осмелела, лишь когда поняла, что ответной оплеухи не будет. Тут же пошла в наступление.
— Ты дебил, Дима? — зашипела она зло. — Считаешь, что я сбежала бы от тебя к дяде Ваграму? Да я его на дух не выносила! Я много раз говорила тебе об этом! Я как только оказалась на улице в тот день, меня Багиш увидел, тут же в машину затолкал, отвез к отцу. Меня взаперти держали целую неделю, брат за мной следил. А когда уезжал куда-нибудь, пихал в подвал. Я там сидела по многу часов. Знаешь, как мне страшно было? Знаешь, как я удрать хотела? Ну как, похоже это на сладкую жизнь, а?
Анаит говорила это с таким апломбом, будто… это была правда! Но он-то знал, что нет.
«Какой подвал? Какое взаперти! Телефон же у нее там был, писала она мне откуда-то».
Он не поверил ей. Ни на секунду не поверил и еще больше оскорбился.
— Хочешь сделать меня во всем виноватым? — процедил он сквозь зубы. — Типа это из-за меня, козла такого, ты решила держать беременность в секрете? Винишь только меня? А знаешь что, вини на здоровье! В любом случае все это уже неважно — кто, зачем, почему… Все это случилось десять лет назад, быльем проросло. Мы сейчас вернемся в твою квартиру, и я тебе помогу.
— Стесняюсь спросить чем? — Ани недоуменно на него уставилась.
— Как чем? Собрать вещи, конечно! Вы с Наной переезжаете ко мне!
— Это с чего вдруг? — Анаит захлопала ресницами.
— Я и так пропустил девять лет жизни своего ребенка, — пожал он плечами. — Больше ни дня пропустить не хочу.
— Ты еще права на нее предъяви! — зафырчала Анаит, чуть не подпрыгнув на месте от злости. — Еще забрать попытайся!
— Надо будет, и предъявлю! И заберу! Вас обеих… Вы мне нужны в комплекте.
— Дима, нет! — качала головой Анаит.
— Немедленно пойдем собирать вещи! — заявил он, шумно дыша. — Сейчас же… сию же секунду!
— Держи карман шире! — фыркнула она.
Тут в его кармане зазвенел телефон. Дима отвлекся всего на секунду, но этой секунды оказалось достаточно, чтобы Анаит скрылась за дверью.
— Ани! — взревел он, подергал ручку, убедился, что заперто, и продолжил зло: — Немедленно открой!
— Не устраивай сцен! — зашипела она через дверь. — Я тебе ни за что не открою! Убирайся с глаз долой, видеть тебя не могу!
О, как он хотел еще постучать. Раз эдак триста-четыреста. Долбить в черную железную дверь кулаком, сапогом, тараном. Вынести ее к чертям собачьим и возникнуть перед Анаит, спорить с ней до посинения и доказать, что ее поступок — верх подлости.
Однако он заставил себя отойти от двери.
Несколько раз глубоко вздохнул и понял, что если устроит скандал, то никому от этого лучше не будет. А самое главное — он нанесет травму Нане. Какому ребенку нравится, когда ругаются родители? Тем более что он для нее не родитель даже, а так, чужой мужик, который наезжает на ее мать. Девочка стопроцентно будет переживать, и что он за отец, если такое допустит?
Нет уж, он вернется сюда завтра. Остынет, даст остыть Анаит, тогда уж и поговорят. Обо всем поговорят! И о переезде, и о совместной опеке…
Пыхтя от злости, он пошел к лестнице, спустился на первый этаж, вышел на улицу, сел в машину.
И никуда не уехал.
Не смог — духу не хватило включить зажигание. Как он мог уехать, когда в этом доме оставалось его все? Его ребенок, его женщина. Пусть Анаит с последним фактом и не согласна.
Дима начал массировать виски, прокручивая в памяти услышанное от Анаит. Все не шли из головы слова о том, что ее, несчастную, держали взаперти.
— Как удобно у нее все складывается… — цокал он языком.
А как же те сообщения, которые он от нее получил? Не вяжется в ее рассказе одно с другим, от слова «совсем». Но вдруг писала не она? Такое возможно? Чисто теоретически да, но ведь Дима не полагался только на те сообщения, верно? Он отправлял к Анаит маму, пока лежал в больнице. Мама подтвердила, что эта мелкая сучка действительно готовилась выйти замуж.
По всему выходит, что Анаит собиралась в загс с тем богатым уродом, а сегодня просто устроила перед ним шоу, чтобы выглядеть белой и пушистой, ни в чем перед Димой не виноватой. Эта версия гораздо больше походила на правду.
Если только…
Дима достал телефон, трясущимися пальцами набрал номер матери.
— Привет, мой хороший, — тут же ответила она. — Как твои дела? Я тут такой пирог испекла…
И она по привычке начала вываливать на него все, что случилось с ней за день.
— Мама, я спрошу один раз, — перебил Дима строго. — Ответь как на духу, ты правда ходила к Анаит, когда я лежал в больнице десять лет назад?
В трубке не раздалось ни звука. Звенящая тишина все длилась и длилась. Секунду, две, три… десять.
А потом мама все-таки заговорила:
— К-конечно, х-ходила… Я ж-ж тебе еще тогда сказала, она недостойная девочка! Т-такого парня не разглядела…
Дима шумно задышал, пытаясь сложить дважды два.
— Мам, я в последние годы заметил, ты, когда врешь, всегда заикаешься, — сказал он отрешенным голосом и положил трубку.
Застыл с телефоном в руках, а тот все звонил и звонил. Абонент «Мама» пытался связаться с ним пять раз подряд, но он был не в силах ответить. Через несколько минут Дима отключил телефон.
Если бы он тогда не получил подтверждение от мамы, ни за что не стал бы размещать все в Сети те видео…
Как только до Димы дошло, что сотворила мать, на душе заскребли кошки.
Это все она. Она виновата!
Но стоило об этом подумать, как он понял и другую не менее важную вещь — не по-мужски обвинять других в своих косяках. Да, мать сотворила жуткую вещь, солгала ему в самый гадкий момент его жизни. Но… Не она разместила видео! Это сделал он. Опозорил и унизил мать своего ребенка. Позволил обиде и горечи взять над собой верх.
Анаит не изменяла ему, больше того,
