Я оставляю их с вином и за столом, полным всякой закуски. На кухне я приплатил, чтобы повара быстро наготовили, а не плакали по Фуэнтесам.
Нет ничего лучше мелкой благодарности за все услуги, но на Рубио я не буду давить.
Выхожу в коридор и принимаю звонки.
Деревню и товар посмотрели. Там все в порядке. Флигели облазили — тоже.
Теперь из важных дел остается вскрыть сейфы Фуэнтесов. Может, шифр подобрать. Дело не быстрое, но и я уже не тороплюсь.
Разворачиваюсь и вижу обоих Рубио в коридоре. Зовут меня.
Захожу в комнату, как на гильотину.
— Мы решили, что не будем вам с Анхелой мешать. Помогать тоже не будем, раз Анхела не уверена в своих чувствах, — это Эстебан Рубио.
— Даете свое благословение? — спрашиваю, и дыхание перехватывает.
Редко я у кого-то что-то прошу. Почти никогда. Не умею просить.
— Да, Диего Рейес. Мы тебя благословляем на отношения с Анхелой. А дальше уж как у вас получится, — Вероника Рубио тепло улыбается. И отстраненно как-то.
Не мне, а своим мыслям о дочери. А тиски на моем горле потихоньку разжимаются.
— Ваша семья в любом случае будет жить в крепости. Если не возражаете.
— Она немного приболела. Восстанавливается и спит. Давайте я вас к ней провожу?
Мы идем к ангелочку в «палату», и я отпускаю Мендеса и Пилар.
Вероника Рубио решает остаться с дочерью, а Эстебана я зову с собой.
— Давайте отметим благословение. А когда Анхела проснется, покормим ее, и вы все вместе поедете домой.
— Диего, господин Рубио.
— Дальше, если вы одобряете, я буду действовать своими методами.
Теперь, ангелок, ты не отвертишься.
Бейся не бейся, ты — моя.
Глава 17. Серенада. Анхелика
АНХЕЛИКА
Я все еще поверить не могу, что родители меня так спокойно Рейесу отдали. Ну, то есть не отдали, но, по-видимому, простили все, что он мне сделал и еще сделает.
И даже если я расскажу маме, как все было, она решит, что это любовь.
Мол, ошалел «парень» от страсти, да еще ты его раззадоривала. А с мужчиной надо нежно, с пониманием и терпением.
А если прямо распирает, можно и поругаться, не страшно.
Папа же у меня вспыльчивый, да и мама сама не сахар. Ругаются, мирятся и дальше ладят.
Это все, конечно, хорошо для пар, которые добровольно друг друга выбрали, но я-то Рейеса не выбирала.
Диего…
Нет уж. Не могу я его так называть. Не готова.
Буду просто на «ты», чтобы не прицепился.
Мне сейчас сложно. Потому что когда я думала, что он вот-вот умрет, то с ума сходила.
А как выяснилось, что он живой и здоровый, да еще и богаче стал за счет имущества Фуэнтесов, как-то меня отпустило.
Страсть страстью, надо головой думать.
Особенно теперь, когда родители меня запросто за Рейеса отдадут.
А соседи уже и так косо смотреть не станут. Рейес же всю семью к себе забрал, и поди знай, вдруг прямо в своем особняке и поселил. С него станется.
Хотя я за все время жизни у него не поняла планировку зданий, поскольку меня водили с мешком на голове, уверена, что особняк у него есть.
А вот этот мешок я никак забыть не могу.
Пусть меня выдают замуж — я даже пойду. Только просто так Рейесу не дамся.
— Давай, Анхелика. Диего уже достаточно за тебя поволновался.
— Мам. Ты сказала нам самим разбираться? Вот я и разберусь. А если ты считаешь, что надо пойти великому господину в ноги поклониться или на пол лечь и юбку задрать, ты только скажи! — я выкрикиваю последние слова и тут же чувствую, что перегнула палку: — Прости, мам. Извини. Не люблю я его!
Она качает головой.
— Из-за неважных так не заводятся.
Все. Мамочка уверена, что я жизни не вижу без Рейеса, только признаваться себе в этом не хочу.
Она у меня очень романтичная и верит в любовь, в страсть и во все их превратности.
Любовь, как море. Любовь, как водопад — на голову падает и оглушает — в этом вся моя мама.
Я поправляю одежду, умываюсь и иду к папе с Рейесом.
Именно к папе, а не к Рейесу.
В то, что папа тоже Рейеса принял, верю.
Мамочка моя не врет, и они с папой очень часто единодушны во многих вопросах. Поспорят, поругаются, а потом приходят к согласию. И вроде не компромисс это, но что-то такое, похожее.
Папа мой пить не очень умеет, а Рейес не умеет точно.
А тут я захожу и вижу, что они на двоих приговорили бутылку вина.
Главное, чтобы Рейес от этой дозы не сошел с ума и не передумал отпускать меня с родителями.
Стоит мне войти, как он вскакивает с места и отодвигает для меня стул. Прямо одновременно, когда папа отодвигает стул маме.
Это выглядит очень странно.
А его темный взгляд обжигает мне лицо, и плечи, и руки. На груди замирает и прожигает ее насквозь. Все тело под ним горит и плавится.
Надо как-то выдержать этот сложный поздний завтрак и сбежать.
Рейес подает мне тарелку, полную лепешек, риса, мяса и овощей, и я пользуюсь этим, чтобы на него не смотреть.
А он на меня так и смотрит, как приклеенный. Даже удивительно, что при этом успевает шутить с папой и мамой.
Ну и пусть шутит. Я глаз не поднимаю.
Доедаю все, и тут Рейес заявляет:
— Увозите дочь и спрячьте ее получше. А то ночью я ее у вас украду.
И сверлит взглядом так, что мне ясно: это правда.
А у меня против воли внизу живота тяжелеет. Что-то в его взгляде странное. Многообещающее.
Я вдруг резко вспоминаю, как он меня шлепал, а я стонала от удовольствия, и прячу глаза.
Не могу я так просто. Будто ничего и не было: купальни, маленькой комнаты, ледяного душа, моего ужаса.
А еще этой овцы Клары и толпы служанок, с которыми Рейес переспал.
Но ругаться с ним при родителях я, конечно, не буду.
Рейес провожает нас до машины. В отличие от непримечательной легковушки, это одна из машин его армии: черная, огромная и блестящая. С темными стеклами.
Ровно такая, которая вызывает ужас у жителей нашего городка.
