Остаюсь с врачами из клиники и жду результат осмотра.
Проверяют все, что можно проверить в таких условиях.
Ничего особенного, а я себя чувствую хуже, чем когда ехал на штурм. Там все понятно было, а здесь от меня не зависит вообще ничего.
Чувствовать себя слабым отвратительно.
Медсестричка мне говорит:
— Судя по всему, дефлорация произошла около недели назад. Но в ближайшие дни половых контактов не было.
Не было…
А у меня гора с плеч.
Пилот вертолета мне доложил, что родители Анхелы вылетают. Я их мысленно так и зову: родители. Господа Рубио. Никакой фамильярности.
Не знаю, как бы я смотрел этим господам Рубио в глаза, если бы не уберег их дочь.
Я расплачиваюсь с докторами и прошу Мендеса и Пилар опять зайти. Пусть караулят чику, пока не прилетят ее родители.
А я пойду заниматься следующим делом. Рамос приехал, привез криминалиста, и тот начал работу.
Мне ужасно хочется поцеловать чику в губы, но я сдерживаюсь. Вдруг ее разбужу?
Теперь мне предстоит смотреть не на чудесную спящую Анхелу, а на то, что осталось от Кортни, если это она.
Выясняется, что она.
Вообще жесть какая-то выясняется.
Будто Маноло Фуэнтес ее застрелил, а потом поджег дом и сам застрелился.
И все это случилось еще даже до захвата.
Пиздец какой-то. Неужели Кортни рассказала Маноло про свои чувства ко мне, ну, может, нервы сдали, а тот отреагировал совсем не как ей хотелось? Не как половая тряпка.
А Рауль как про родителей понял, так съехал с катушек и начудил.
Надо допросить его оставшихся людей и восстановить полную картину событий.
Но это потом.
Пока нужно похоронить Фуэнтесов на их бывшей земле, а погибших боевиков отдельно.
На похоронах боевиков я присутствовать не обязан, другие дела в этом время порешаю.
Что ни говори, я чувствую вину перед Кортни. Я все делал правильно, а она была той еще стервой.
Но мне жаль, что оно вышло так.
Хотя у каждого своя судьба.
Может быть, моя теперь станет повеселее.
* * *
Шум вертолета немного выбивает меня из колеи, и я быстро осматриваюсь.
Раулева одежда села хорошо, вроде я чистый. Ну и славно.
Пойду встречать гостей.
Интересно, какие эти люди живьем, в которых пошла чика.
Внешне она взяла поровну от матери и от отца, это я из досье знаю.
А вот от их характеров зависит все. Они либо меня примут, либо нет, и моя война с ангелочком продлится.
Не хочу воевать. Любить ее хочу. И чтобы она меня любила.
Хватит с меня «неуклюжих обезьян» и прочей мути.
Я смотрю, как Эстебан Рубио помогает вылезти из вертолета жене, и чувствую, что характером чика больше в отца. А мать у нее, хм, интересная.
Что-то в мимике и пластике необычное. Свободное, раскованное и одновременно плавное.
Я вдруг понимаю, что хочу, чтобы Анхела вела себя так же, а не сопротивлялась и зажималась.
Она пока, как солдат, а солдат-то я. Ее дело — цвести на моей земле.
Я подхожу к Рубио.
— Здравствуйте, господа. Позвольте пригласить вас на разговор. Меня зовут Диего Рейес.
Судя по тому, как вытягиваются их лица, меня узнали.
Пилота я просил мое имя ни в коем случае не раскрывать.
— Здравствуйте, господин Рейес… — Эстебан отвечает вроде спокойно, но на деле как учитель на экзамене. Продолжай, мол, парень, а если облажаешься, то и получишь, что заслужил.
— Пройдемте в гостиную, — я показываю рукой, куда идти.
Тела с улицы убрали, все выглядит более-менее пристойно. Слугам я велел пока что по дому не гулять. А они и не хотят сами, Фуэнтесов оплакивают.
Веду Рубио в небольшую уютную комнату, которая ближе всего к входу.
Здание еще прибрать не успели, не до того.
А мне мнение Рубио сейчас важнее всего.
Пока буду с ними общаться, велел никому мне не звонить. Рамос есть, пусть Рамосу и отчитываются. А сам Рамос как-нибудь разберется.
Чем больше я на Рубио смотрю, тем лучше понимаю: они реально пара. Это в мелочах каких-то проявляется. Как друг на друга смотрят. Как близко друг к другу стоят. Касаются ли один другого.
Мне нравится то, что я вижу.
Сложно объяснить человеку из неблагополучной семьи, что такое семья хорошая и как ее создать. Это надо впитать с корнями.
Рубио садятся за стол, и я предлагаю им выпить. А потом выдаю:
— Вот зачем я вас позвал. Жить без вашей дочери Анхелы не могу. Познакомились мы случайно, но как я ее увидел, понял, что ни одна другая женщина мне не нужна. Прошу ваше благословение на встречи с ней.
Как на духу выпаливаю. Ну вот и все. Я это сказал.
Рубио молча переглядываются, но я по глазам вижу: мой порыв оценили. Правда, не значит, что помогать собираются.
Я добавляю:
— Я переселил всех ваших детей к себе в крепость. Выделил вам землю и дом ваш перенес. Обеспечиваю всех. Пока так.
Рубио снова переглядываются, и я понимаю, что в этот раз все серьезнее.
Вот умом знаю, что они люди простые. Надавить, как я умею — и дело с концом.
Но не могу так. Не с ними. Не с родителями моей чики.
Уважение — оно тоже в мелочах.
И вот вроде проще уважать какого-нибудь Маноло Фуэнтеса с положением, с властью и деньгами — я же и у него разрешения встречаться с Кларой просил — но реально куда сложнее, когда понимаешь, что он почти рогоносец, а его сын дебил.
А эти люди бедные, зато устои у них крепкие. И дочь они воспитали хорошо.
Бедность не то, что поправить нельзя.
— А что хочет Анхела?
Ох, я аж вздрагиваю. Голос у Вероники Рубио мягкий и мелодичный, как ручеек по камням журчит, и что-то медовое еще. А так ужасно похож на дочкин.
Ангелок, неужели и ты умеешь говорить так мягко?
— Анхела пока сомневается. Боится меня. Я же Диего Рейес, — слегка развожу руками, как будто это может все объяснить.
Но да, может. Легенда у меня еще то паскудство.
— Можно нам обсудить друг с другом ваше предложение, господин Рейес? — опять Вероника.
Как мягкой лапкой по сердцу гладит, ведь мне глючится, что это Анхела.
— Да, конечно. Позовите обратно, когда решите. Угощайтесь.
