class="p1">Вслед за Враном Солн к корове подходит, на колени опускается — и одним движением ловким ей шею сворачивает. Стонет корова голосом страшным, человеческим почти — а потом затихает, а глаза так открытыми и остаются. Так на Врана и смотрят мутью своей, мёртвой уже. И Вран в них смотрит. И почему-то тоже человеческими они ему вдруг кажутся — но не укор в них, не боли отголоски, а неистовство чужое возбуждённое. Горят эти глаза затеей навязчивой, мыслью единственно верной:
«ПОЩАДИ, ПОЩАДИ, ПОЩАДИ».
«ЗАДОБРИТЬ, ЗАДОБРИТЬ, ЗАДОБРИТЬ».
Смотрит Вран в глаза коровьи — а видит почему-то всех деревенских разом глаза. Латуты, Войко, Деяна. Душаны, Ратко, даже отца собственного — и, что хуже всего, матери. Одинаковые, одинаковые, одинаковые глаза. Одинаковые, одинаковые, одинаковые мысли.
— Сумасшедшие, — тихо Вран говорит.
— Предусмотрительные, — Солн его поправляет.
Смаргивает Вран наваждение, от коровы отворачивается — и от всех деревенских тоже. Не лезьте, пожалуйста, не преследуйте чушью своей меня хотя бы здесь. Общайтесь со своими волками воображаемыми в своей деревне на здоровье, костры на капище хоть сутками жгите, о милосердии волков просите, о пощаде, хотите — весь скот полосой кровавой вдоль кромки леса выложите, только в сам лес не суйтесь, только здесь дерьмом своим не занимайтесь. Не нужно это Врану — сбежал он от этого дерьма, а они за десяток вёрст с размаху его следом отправляют.
— В жёнах у меня сестра лесьярина, — внезапно Солн ему в спину говорит.
…ладно. Поворачивает Вран голову обратно.
Продолжает Солн у трупа коровьего сидеть, не отрывая рук от его головы. Бродят его пальцы задумчиво по шерсти окровавленной, только больше всё размазывают — но не замечает этого как будто Солн.
— Однако, — говорит Вран. — Не рассказывали вы мне об этом, учитель. Из-за этого вас Лесьяра, что ли, тоже невзлюбила?
— Тоже невзлюбила… — повторяет за ним Солн рассеянно. — А что, так заметно это?
— Слегка.
— Слегка… — Нет, что-то определённое Солн нитями кровяными на голове коровьей вычерчивает — только не разберёт Вран в темноте уж совсем на землю упавшей, что именно. — Нет, не совсем из-за этого.
Вран молчит немного. Любопытно ему становится — хоть и опаздывает он к Бае уже совершенно, но ничего он с собой поделать не может.
— Видел я её, наверное? — новый вопрос он задаёт, шаг к Солну делая и уже пристальнее в рисунки его вглядываясь. — Все вчера на болоте собрались, всё племя туда сбежалось, а уж родственники баины — и подавно…
— Видел, — кивает Солн.
Вран ещё один шаг делает.
И мигом отшатнуться ему хочется.
— Конечно, видел. Как и брата моего видел — не единожды, верно.
Белое пятно у коровы на лбу — а на нём красками красными, чёрными почти в ночи, волк изображён. Волчица, наверное. Хорошо Солн рисует — и хвост у него пушистый удался, и тело стройное, и лапы длинные, сильные.
Только головы волчице не хватает. Срез ровный один пенёк от её шеи оставляет.
— Восемнадцать лет назад мать твоя волчицу в лесу увидала — восемнадцать лет назад Ясна домой так и не вернулась, а потом мы голову её в лесу нашли, — с той же задумчивостью жуткой Солн говорит, взгляд на Врана поднимая. — Уж не знаю, чем не угодила вашим голова её — любите вы накидки из них делать, гордо из-под голов волчьих головы старейшин ваших выглядывают. Любила Ясна людей, любила видом своим радовать, сама радовалась, когда видела, как загораются глаза ваши, как вдохновляет вас вид наш, как чаяниям своим поддержку вы находите — никогда Лесьяре это не нравилось, постоянно она отговорить Ясну пыталась, вразумить, ко мне обращалась, чтобы и я к ней присоединился — но я-то что? Моё племя родное так далеко ушло, что ни одного человека ни разу мы не видели — любопытно мне тоже было, ничего я плохого в них не находил. А потом решил какой-то человек, что должна их Ясна собой всегда радовать, а не только по желанию своему. Предусмотрительны люди, как говорил я уже, Вран. Очень предусмотрительны.
Поднимается Солн с колен, к Врану неторопливо подходит — и многого Врану стоит, чтобы на месте спокойно остаться.
— И ты предусмотрителен будь, — ласково ему Солн говорит, за плечи его обеими руками взяв. — Многое уж сородичи твои в лесу этом испортили — а ты к ним не присоединяйся. Есть у Лесьяры свои причины не желать тебя в племени видеть — но ты о них не думай слишком много, голову ими не забивай, просто к сведению прими. Живи тихо, учись прилежно, лишнего не говори, даже если очень хочется, улыбайся почаще, благодари, пять, десять, двадцать проверок пройди — что тебе эти проверки, когда волчица о тебе такая славная каждый день перед сном думает? Строга Лесьяра к чужакам, но избаловала она дочерей своих — а мы всем племенем ей в этом помогаем. Никто тебя с Баей больше не разлучит, если повода ты не дашь — а ты и не дашь, верно? Приведи её домой сегодня, дай Лесьяре хоть несколько часов перед рассветом поспать — и иди, Вран, иди. И так я тебя уже достаточно задержал.
Разжимает Солн пальцы. Вран думал — на горле они его сомкнутся, уж слишком вкрадчиво ему Солн в глаза заглядывал.
— Конечно, учитель, — хрипло Вран говорит.
И со всех ног обратно в ельник припускает — и надеется, очень надеется, что тиха земля потому, что действительно за ним Солн не следует, а не потому, что неслышны вновь шаги его.
* * *
— Нет? — сходу Бая спрашивает.
Как обычно — без лишних расшаркиваний. Не любит Бая это дело.
— Нет, — просто ей Вран отвечает.
Привстаёт Бая с земли холмяной — прямо так на ней и сидела, плащом чёрным почву влажную прикрыв. Прищуривается подозрительно, с сомнением:
— Точно нет?
— А почему не точно, красавица? — улыбается Вран.
— Больно ты довольный, красавец.
Довольный?.. Прислушивается Вран к себе и понимает внезапно: да, довольный.
— Тебя увидел, красавица, — отвечает он. — Как тут недовольным быть?
Не исчезает из взгляда Баи подозрение — по-прежнему она сидит, ладонями в плащ упираясь, да взглядом на Врана прищуренным, испытующим смотрит. Знает Вран давно уже, что не просто так чёрный плащ она носит — знак это будущей главы рода, племени, части этого леса. Узнал Вран недавно совсем, что взяла и обманула будущая глава рода мать свою — сон чудесный, несуществующий выдумала, лишь бы к Врану после трёх месяцев разлуки прорваться.
И почему-то ещё больше Врану улыбаться
