подробностях обсудив ситуацию со своими министрами, особенно с Сазоновым, Николай II поддержал его усилия и, встретившись 3 марта в Ставке с Палеологом, еще предметнее высказался об удовлетворении русских интересов. Царь сказал, что мнение его не переменилось со времени их ноябрьской встречи, но что нынешние обстоятельства требуют большей ясности:
…вопрос о проливах в высшей степени волнует русское общественное мнение. Это течение с каждым днем все усиливается. Я не признаю за собой права налагать на мой народ ужасные жертвы нынешней войны, не давая ему в награду осуществления его вековой мечты. <…> Город Константинополь и Южная Фракия должны быть присоединены к моей империи[533].
Палеолог заметил, что и Франция имеет в регионе обширные интересы, на что Николай заверил, что они будут защищены. Он также указал, что, принимая во внимание сложное сплетение международных интересов в Константинополе, он вполне готов допустить особый режим управления (что свидетельствует о его согласии с выводами Базили и Немитца). Как видно, царь не менее превратно понимал настроения союзников, чем его министры. Упомянув о ноябрьских обязательствах британского правительства, он выразил надежду, что в случае возникновения между Петроградом и Лондоном «некоторых споров относительно подробностей» Париж поможет «их устранить». В награду же за содействие Николай готов был предоставить Франции полную свободу действий в выправлении ее немецкой границы[534].
Россия требует проливы
В Париже и Лондоне еще толком не успели обдумать полученные из Петрограда известия, когда 4 марта Сазонов в устной и письменной форме изложил требования России, на сей раз даже более обширные, чем описанные Николаем накануне. Утром того дня он был у царя для определения окончательных требований, а после обеда министр уже донес обновленную позицию российского правительства до сведения Бьюкенена и Палеолога. Была составлена совместная памятная записка, которую послы донесли своим правительствам, а Сазонов – Извольскому, Бенкендорфу и царю, тут же начертавшему на ней высочайшее: «Вполне одобряю»[535]. По европейской стороне проливов Россия претендовала на весь берег, включая Босфор, Дарданеллы, побережье Мраморного моря и Константинополь, в то время как по азиатской требовала часть противоположного берега Босфора, отграниченную по линии реки Сакарии и Измитскому заливу. России отходила и вся Фракия до линии Энос – Мидия, а также острова в Мраморном море, Имброс и Тенедос, господствующие над эгейским выходом из Дарданелл. Россия обязалась соблюдать особые интересы Великобритании и Франции во всех этих районах и содействовать их желаниям в остальной части Османской империи[536]. Хотя документ об этом умалчивал, Сазонов ясно дал понять союзным правительствам, что Россия желает обладать полными правами владения на указанные территории, включая и возможность возведения укреплений по собственному произволению.
Реакция союзников была слишком двусмысленной, чтобы Сазонов мог оставаться спокоен. Как МИД узнал из Парижа от Извольского по телеграфу и непосредственно от Палеолога в Петрограде, французское правительство ожидало, что проливы будут демилитаризованы, порядок обеспечен международными патрульными силами, а министр иностранных дел Делькассе считал, что данный вопрос должен быть решен до того, как России будет гарантировано владение Константинополем. Министр также предупредил, что развертывание российских сил на азиатской стороне пролива будет зависеть от раздела остальной части Турции. Сазонов вновь апеллировал к недавним военным событиям и огромным понесенным жертвам, не дозволявшим России требовать меньшего. Невзирая на все заверения Сазонова, что интересы союзников будут твердо гарантированы, Палеолог продолжал спорить об угрозах ненадежности свободного торгового судоходства через проливы и фортификациях по их берегам. Сазонов резко прервал посла и самым серьезным образом заявил ему и присутствовавшему при разговоре Бьюкенену, что если Франция и Великобритания не примут требований России, то он немедленно подаст царю прошение об отставке, чтобы Николай II избрал на его место кого-нибудь, кто сумел бы добиться подобных обещаний. Едва скрытая между строк угроза заключалась в том, что, в отличие от Сазонова, иной министр вполне мог оказаться менее привержен «согласным» военным усилиям, но склонен к сепаратному миру с Центральными державами[537].
Англичане также не проявили особого энтузиазма в отношении предложений России, предпочитая отложить их окончательное согласование до тех пор, пока Германия не будет разбита. Своим заявлением от 6 марта Грей постарался сгладить этот момент, отметив, что «не сделал никаких возражений против [сказанного] г. Сазоновым сэру Дж. Бьюкенену». В обращении подчеркивалось, что и Британия понесла немало жертв во время Дарданелльской операции, несмотря на свою незаинтересованность в проливах, вопрос о которых предполагалось разрешить в согласии с пожеланиями России. В любом случае Британия призывала Россию всемерно содействовать союзной операции против Турции[538]. Добавив к этому, что Грей склоняется к нейтрализации района проливов, Бенкендорф вместе с тем несколько укрепил веру Сазонова в конечный успех его требований: Великобритания с Францией и сами имели серьезные разногласия в отношении остальной части Османской империи, и Грей предпочитал до поры отложить подобные вопросы[539].
Несмотря на настойчивые требования Сазонова как можно скорее разрешить поставленный вопрос, французское правительство продолжало затягивать время[540]. 8 марта Палеолог уведомил российское правительство о том, что оно может рассчитывать на поддержку Франции, отметив, впрочем, что этот и многие другие вопросы, касающиеся интересов союзников в Османской империи, будут детально проработаны в окончательном мирном договоре по завершении войны[541]. Также и французский министр иностранных дел настаивал на том, что данный вопрос следует не выносить в отдельное соглашение, но включить в «общее урегулирование последствий войны» – проще говоря, отложить вопрос на некоторое время, поскольку французы пока не готовы обсудить общие условия подобного договора[542]. И вместе с тем британский посол во Франции сэр Фрэнсис Берти сообщил Грею 10 марта, что, как ему стало известно, Делькассе настроен уже не столь категорично в отношении русских требований, как то было еще несколько дней назад. Он будто бы примирился с тем, что Россия приобретет не только земли, которые потребовала в ноябре, но и Константинополь, равно как не намерен слишком противиться русским фортификациям в районе проливов. Британский посол с уверенностью заявил, что Извольский угрожал министру, хотя независимые источники этого никоим образом не подтверждают. Делькассе действительно выразил серьезную обеспокоенность тем, что обструкция со стороны Британии и Франции может «вынудить Россию пойти на соглашение с Германией, к чему германский император стремится всеми доступными ему средствами»[543]. Даже более того: 10 марта Извольский сообщил Сазонову, что, как он понимает, Делькассе наконец признает полный контроль России над проливами и Константинополем[544].
Теперь к скорым дальнейшим шагам
