И пока с матом и фырканьем перемахнул через два препятствия, изодрал штаны, сюртук и поцарапался не хуже Гессена. На что, как говорится, не пойдешь ради дорогого тебе человека. Хорошо еще, что во втором доме жил Щедрин, который все еще не вернулся из лазарета. Однако когда я кубарем грохнулся с забора, весь истыканный занозами и шипами, из окна выглянула его служанка и настороженно спросила:
— Вы в порядке, сударь?
А она ничего — успел оценить светлые волосы, приятное личико и округлую грудь.
— Д-да, — махнул изодранной до крови рукой. — Я… э-э-э… заблудился. Уже ухожу. Как, кстати, у Руслана Аркадьевича дела?
— Тело в полном порядке, душа еще не очень — страху натерпелся немало. О вас вспоминал, велел передать благодарности при встрече.
— Что же, — оттряхнул галстук от прилившей листвы. — Вот и встретились.
Вампирша смерила меня подозрительным взглядом, но больше ничего не сказала и задернула шторы. Я же перелез через последнее препятствие, прокрался вдоль стены и замер у карниза. К сожалению, обзор закрывали занавески, и приходилось ориентироваться только на слух. И то, что я услышал, мне совсем не понравилось. Из комнаты донесся отчетливый ритмичный скрип вперемешку со сдавленными стонами. Можно, конечно, предположить, что Герман решил вспомнить детство и попрыгать на кровати, в то время как Карина подбадривала его бодрыми вскриками, однако ответ был куда более приземленным.
Кровь вскипела за секунду, в ушах забили колокола, а ладони обжег золотой туман. Я со всей дури вмазал в заднюю дверь — куда более хлипкую, чем входную — и подкрепленный волшебной яростью удар вышел такой, что преграда разлетелась в щепки, словно к ней прикрепили заряд взрывчатки.
Ворвался в дом, окутанный белесым маревом, развевающимся за спиной подобно крыльям, и с ноги вынес вторую дверь. На койку брызнули опаленные обломки, раздался оглушительный женский визг, и незнакомая фрейлина в ужасе выпрыгнула в окно, сверкнув бледным задом. Следом вскочил Гессен в приспущенных кальсонах и с двумя файерболами в руках и уже замахнулся, чтобы покарать незваного гостя, как вдруг замер и погасил пламя.
— Трофим? Какого лешего ты творишь?!
На шум, споро цокая каблучками, прибежала Карина — прилично одетая и без каких-либо следов недавних непотребств. Впрочем, я сразу понял, что конкретно промахнулся — немец забавлялся с одной из придворных дам, что проявляла к нему недвусмысленный интерес на поединке. Но кровь гудела еще слишком яро, чтобы сдавать назад и приносить извинения, поэтому высказал белобрысому все то, к чему готовился изначально:
— А ты что делаешь?! Что за безобразие тут учинил?
— А тебе какая разница?! — соперник подтянул белье.
— Большая! Я не допущу, чтобы ты издевался над моей служанкой!
— А она тут вообще при чем?! — бравый вояка выглядел, как перепуганный ребенок, и я ненадолго оставил его в покое.
— Тебя не обижали? — обратился к подруге.
— Нет, господин, — девушка выглядела отрешенно и в какой-то степени подавлено, будто не хотела проявлять эмоции перед тем, кто достоин их меньше всего на свете.
— С чего ты вообще решил, что я собирался ее обижать? — с ноткой обиды протянул Герман.
— А это не ты угрожал сделать с ней все, что дозволено делать с горничными?
— А что тут такого? Горничные стирают, убирают, следят за хозяйством…
Не сдержался от ухмылки:
— То есть, ты ни на что такое не намекал? И когда велел раздеться у всех на глазах — просто заботился, чтобы она не перегрелась?
Гессен отвел взгляд и вздохнул.
— Я приношу искренние извинения на столь неприглядный инцидент. Я хотел лишь раззадорить тебя, растормошить.
— Что же, — настал мой черед самодовольно улыбаться, — у тебя неплохо получилось.
— Это уж точно, — дворянин поморщился, как от зубной боли.
— Но это — не повод унижать ее подобным образом. Если ты в самом деле искренне раскаялся — просить прощения надо в первую очередь у Карины.
— Не стоит утруждаться, — тут же произнесла девушка. — Для носферату я что-то вроде домашнего питомца. Нет ничего зазорного в том, чтобы раздеться перед ними донага.
— Там были не только носферату. И не стоит его выгораживать, — небрежно кивнул на стушевавшегося врага. — А ты кончай измываться над служанками. Если захочешь утолить свою извращенную фантазию — найми ту, кто разделяет твои фетиши.
— Извращенную фантазию? — собеседник нахмурился. — Извольте объясниться, сударь.
— Разве не ты любишь истязать и бить беззащитных девушек?
— Кто вам сказал подобную ересь?
— Ну… — я призадумался — а и в самом деле, кто? Новенькая никаких подробностей не сообщила, только указала на строгость и казарменные порядки. А битье розгами и прочие пытки — это уже результат моего собственного распаленного разума. — А как же наказание за провинности?
— Да, я могу сделать выговор и заставить исправлять ошибку. А в чем, собственно, проблема?
— Что, — с недоверием ухмыльнулся, — все только на словах? И никаких шпицрутенов?
— Вы за кого меня принимаете, сударь? — Герман аж вздрогнул от возмущения. — Неужто думаете, что я не знаю разницы между солдатом и горничной? Да и Амелия никогда не делала ничего такого, за что ее пришлось бы бить палкой.
Что же это получается — немца оклеветали для пущей «мотивации»? Или же он грамотно заметал следы?
— Что же… я еще уточню этот вопрос. Может, я в тебе и ошибался, но главную проблему это ничуть не решает. Я хочу вернуть Карину.
— После испытания я подам прошение в канцелярию. Думаю, принцесса его добрит.
А вот тут я сильно сомневался, но вслух ничего не сказал — не стоит сопернику знать о моих терках с невестой.
— Премного благодарен за помощь. А теперь я бы хотел пообщаться со своей горничной с глазу на глаз.
Блондин молча развел руками — мол, хозяин-барин, и мы с девушкой вышли на задний двор. Сели на лавочку под навесом живой изгороди и какое-то время молчали, глядя на большие пушистые облака. Я первым нарушил затянувшуюся паузу, накрыл едва теплую ладонь своей и произнес:
— Как ты?
— Со мной все в порядке, ваше сиятельство.
— Я же просил — хватит этого официоза, — ответил с улыбкой.
— Я уже не знаю, кто о чем меня просил, — с холодом сказала Карина.
Мы снова замолчали. Я сразу понял, куда она клонит, и эти намеки пришлись не по нраву. Будет непросто объяснить мои внезапные метаморфозы на арене — даже если служанка не станет применять «гипноз правды». К тому же, от моего ответа зависело слишком многое — в первую очередь, ее доверие, рушить которое чревато по самым разным причинам, и наши отношения — далеко не на верхней строчке в списке.
