– Ну и как? – спросил Иэн, когда я сделала первый глоток.
– Чудесно! Спасибо тебе.
– Хорошо, – произнес он. – Уже лучше.
Я поставила свой бокал.
– Почему ты такой злой?
– Злой? – ошарашенно, переспросил Иэн. – Вот, значит, что ты думаешь? Нервный – да, возможно. Послушай. Если тебе не нравится это, не нравлюсь я, то с этим я ничего не могу поделать, ведь так? Я сказал себе: «Жизнь коротка, поэтому просто иди, чтобы увидеться с ней». Так что вот он я, такой, как есть. Я не могу вычеркнуть из жизни прошедшие девять лет. Не могу вновь оказаться в Македонии и сказать, что я к тебе чувствую, вместо того чтобы уйти. Не могу вернуться в Боснию и встретить тебя на том автовокзале с цветами, как планировал. И однозначно не могу стереть из памяти весь тот хренов ужас, который я видел и который заставил мои волосы поседеть. Я никогда не думал, что ты захочешь быть со мной, и по-прежнему так не думаю. Такие дела. И уже по горло сыт постоянными треволнениями по этому поводу. То, что должно произойти, произойдет независимо от того, хочу я этого или нет. Так что я не злой, Мэдди. Я просто жду, когда ты, посидев со мной в этом баре, выйдешь из него, не планируя больше никогда со мной встречаться. После этого я поднимусь к себе в номер и напьюсь.
Его лицо окутала пелена сомнения. Он выглядел уязвимым, как тот, более молодой мужчина, которым он был, когда мы с ним впервые встретились. Иэн чего-то хотел. Того же, чего хотела и я, пусть он пока что об этом и не знал.
Схватив его небритое лицо в свои руки, я притянула Иэна к себе и прижалась своими губами к его губам, вдыхая аромат табака и апельсина, вдыхая то, кем мы когда-то были. Время ничего не изменило. Зал бара закружился. В моей голове что-то вспыхнуло подобно фейерверку, и внутри у меня возникло щекочущее ощущение. Клянусь, я чуть не упала с барного стула. Подхватив меня, Иэн провел пальцем по моим губам, взглянув мне в глаза.
– Значит, мы пойдем в мой крошечный номер вместе?
Я кивнула, не в силах произнести ни слова. Залпом допив свою «отвертку», Иэн с хлопком положил кредитную карту на барную стойку.
Через несколько минут мы уже, шатаясь, брели по 58-й Западной улице с открытой бутылкой «Кристалла». Но шатались мы не потому, что были пьяны, а потому, что не могли оторвать друг от друга руки.
В вестибюле «Хадсона» в ожидании лифта, держа бутылку в одной руке, а другой рукой зажав мои волосы на затылке, Иэн поцеловал меня. Его поцелуй был агрессивным и требовательным. Своими бедрами он прижимал меня к стене, пока я, одурманенная, не стала съезжать по висевшему на ней ковру. Он был настойчив и не желал терять время зря. Он отдавал короткие понятные грубоватые приказы, а я их выполняла. «Сними их. О боже! Как же ты, блин, сексуальна! Как красива! Иди сюда. Вот так. Посмотри на меня. Вот так». Я повиновалась. «Посмотри на меня. О боже! Посмотри на меня, Мэдди, посмотри же».
Я так и делала. Вновь, и вновь, и вновь.
Надев халаты и переплетя ноги, мы уселись на крохотном диване и просматривали меню из блюд, которые можно было заказать в номер. Мы кормили друг друга. Долго вместе мылись в душе, используя слишком много мыла. Десерты, сырные ассорти, бесконечные фильмы ужасов, глупые комедии. И часы в кровати. Простыни были мокрыми. Наши губы потрескались. У меня болело все тело. Нетвердым шагом я курсировала между постелью и ванной. Впрочем, комната была маленькой, так что Иэн всегда мог схватить меня и повалить обратно на кровать.
Мы не выходили из этого крохотного номера, который так ему не нравился, шесть дней.
Мэдди
2010
Занавески на окне нашего номера были задвинуты, чтобы встающее из-за горизонта солнце не разбудило Иэна. Доносившиеся с площади Колумба звуки то усиливались, то вновь становились тише. Сигналя, к отелю задом подъезжали мусоровозы. Задержав дыхание, Иэн издал невероятно долгий скрипучий гортанный звук, а затем с шумом выкашлял воздух. В недрах отеля ночной клуб ревел так, что вибрации сквозь стены и коридоры докатывались даже до нас. Тарелки, оставшиеся от заказанных нами многочисленных блюд, и бутылки из-под выпитого нами дорогого алкоголя создавали впечатление, что в нашем номере была вечеринка, а покрывавшие белоснежную простыню пятна от вина и сигаретный пепел, просыпавшийся на нее из давно переполненной пепельницы, создавали в нем атмосферу нездорового излишества.
Иэн спал, а я смотрела кино. Все мои ученики уехали отдыхать вместе со своими семьями, так что работы у меня не будет до окончания новогодних каникул.
Мне так хотелось лечь рядом с ним. Хотелось гладить его внезапно нахмурившийся во сне лоб, целовать его в щеку, когда он скрежетал зубами, видя во сне взрывы и перестрелки. В том месте, где его щеку порезало стеклом при взрыве самодельной бомбы в Ираке, у Иэна был участок грубой розоватой кожи. Я задумалась, не поэтому ли он теперь ходил со щетиной.
Мимо нашей двери прошла ругавшаяся в коридоре парочка. Иэн сел в кровати. Со своими хмельными, заспанными глазами он выглядел очень привлекательно.
– Иди сюда, – сказал он, протянув ко мне руку.
Мы вместе улеглись на усыпанную пеплом, промокшую от ночного пота и залитую вином белую льняную простыню.
* * *
В те дни, в «Хадсоне», я начала задумываться о том, насколько хорошо знала Иэна в Македонии. Прятал ли он свою мрачную маску, чтобы улыбаться и развлекать меня в «Ирландском пабе»? Или же она всегда была с ним, заброшенная на затылок или зажатая под мышкой, а я просто этого никогда не замечала?
Мы болтали без умолку, однако наши разговоры всегда заканчивались на дне бутылки, когда Иэн отключался. Иногда я отключалась вместе с ним. В другие разы я сидела, глядя, как он храпит, дергается и хватает ртом воздух. Я знала, что ему снится шоссе в Ираке, потому что его руки двигались так, словно держали винтовку.
Иэн отказывался выходить из номера. Я предлагала ему сходить в центр, в один из моих любимых ресторанов или баров, расположенных неподалеку от моей квартиры в Виллидже. Но Иэну этого явно не хотелось. Я обратила его внимание на то, что Центральный парк находится всего в пяти минутах ходьбы и что закаты там очень романтичны. Но его это не взволновало. Я говорила ему, что у меня начинает развиваться клаустрофобия и что я задыхаюсь в четырех стенах, я предлагала ему просто спуститься и выпить в вестибюле. Он вежливо говорил «нет» даже на это.
Иэн старался не спать как можно дольше, но когда он наконец отключался, то разбудить его было практически нереально. Иногда он, заснув на животе, неожиданно подскакивал посреди ночи и, развернувшись, садился, охваченный каким-то безумием.
Просыпаясь и видя Иэна, сидящего на краю кровати, я испытывала страх. Мне было его немного жаль и хотелось как-то помочь ему защититься от этих кошмаров, однако я ощущала себя совершенно беспомощной. Было что-то неестественное в том, как этот чрезвычайно сильный мужчина в отчаянии сидел в неуклюжем оцепенении, положив локти на колени и сцепив руки. В такие моменты его голова склонялась настолько низко, что едва не касалась колен. Иногда он подолгу бормотал что-то невнятное, пока наконец не ложился обратно в постель.
