– Аналогия здесь неуместна, – сказал судья, – и вряд листоит обсуждать этот вопрос. В первом случае речь шла о факте, известномзащитнику, который и поставил об этом в известность суд, во втором случае жеречь идет о сведениях, находящихся исключительно в ведении прокурора.
– Однако защитник все же сумел раскрыть их и обнародовать.
– Все раскрылось в результате талантливого перекрестногодопроса и изощренности адвоката. В данном случае вопрос ставится совершенноиначе, и я не усматриваю никакой аналогии, – сказал судья.
– С точки зрения закона случай совершенно тождественный, –настаивал прокурор.
Судья обратился к Мейсону:
– Какова ваша точка зрения, мистер Мейсон?
– У меня нет никакой, ваша честь.
– Вы хотите сказать, что согласны на этот вопрос?
– Нет, сэр, не согласен, но прошу все запротоколировать.
– Да, конечно. Но если вы не протестуете, то и я не возражаюпротив вопроса.
– Я не протестую и не выражаю согласия. В показанияхсвидетеля должен разобраться суд.
– Но если стороны не выражают протеста, то и судья не долженвозражать или принимать одну из сторон, за исключением тех случаев, когда этовыходит за пределы разумных границ, – сказал судья.
– Ваша честь, – сказал прокурор, – я хотел бы зачитать вслухотрывок из второго издания книги Джонса «Об уликах», страница тысячапятидесятая: «Всегда следует устанавливать, не является ли свидетель враждебнымв отношении того лица, против которого он дает показания, не было ли между нимиссоры и не является ли его выступление актом мести. Присяжным следует болеевнимательно и строго отнестись к показаниям враждебного свидетеля, чем кпоказаниям нейтрального или добровольного…»
– Все именно так, – сказал судья, – и нет необходимостимуссировать общеизвестные истины. Здесь ведь обсуждается совсем другой вопрос.
– Прошу разрешения у суда зачитать еще несколько строк, –сказал Гамильтон Бюргер. – Я прочел лишь вводную фразу, которая являетсяоснованием для дальнейшего…
– Продолжайте, – нетерпеливо прервал его судья, – что жедальше?
– Здесь сказано, – прочел Бюргер с ударением на каждомслове: – «Исходя из этого, необходимо установить, какого рода взаимоотношениясуществуют между свидетелем и, с одной стороны, тем лицом, против которого онвыступает, и, с другой стороны, тем, кто вызвал его для показаний». – Бюргерзамолк с многозначительным видом.
– Дайте мне взглянуть на эту книгу, – попросил судья.
Бюргер протянул ему книгу, сказав:
– У меня в руках старое издание, которое легче носить ссобой. Я предпочитаю его новейшим многотомным изданиям.
– Вам незачем извиняться, – сказал судья. – Да, вижу, вотодна цитата, а вот и вторая. Ну что ж, поскольку защитник не выражает протеста,я тоже согласен на ваш вопрос.
Гамильтон Бюргер с торжеством произнес:
– Отвечайте на вопрос, миссис Лэси.
– Я предъявила иск мистеру Мейсону и мистеру Дрейку надвести пятьдесят тысяч долларов за клевету и нанесение морального ущерба, таккак они заявили представителям полиции, что в моей спальне провел ночь мужчинаи, кроме того, что я помогла скрыться Скотту Шелби, который якобы остался вживых. На самом деле я в последний раз видела Шелби за двенадцать часов дотого, как он был убит.
– Можете приступить к перекрестному допросу, – предложилпрокурор.
– Да, конечно, – сказал Мейсон. – К вопросу об иске. Насколькоя знаю, полиция обнаружила в вашем гараже мокрое одеяло и мокрые мужскиеботинки и лишь после этого проверила вашу квартиру, спросив, не перевозили ливы в вашей машине какого-нибудь мужчину в промокшем костюме.
– Ваша честь, – вмешался Бюргер, – я протестую. Это неперекрестный допрос. Защитник может указать на предубеждение свидетеля, однакоздесь не время и не место обсуждать ее иск к нему за клевету и нанесениеущерба.
– Я вовсе и не спрашиваю свидетеля об этом, – ответилМейсон. – Но мне важно установить, почему именно полиция искала мужчину вквартире миссис Лэси.
– Именно этого я и опасался, – раздраженно сказал судья. –Допрос все расширяется. Разрешив против своей воли начать это прокурору, я немогу теперь помешать защитнику внести полную ясность в дело.
– Именно так, – сказал Мейсон. – Я потому и не возражалпротив вопроса прокурора, хотя и не считал его правомерным.
– Согласен с вами и не собираюсь мешать вам, но напоминаю,что приближается время вечернего перерыва.
– Если вы позволите задержать вас на пять-десять минут, янадеюсь покончить с этим вопросом, – сказал Мейсон.
– Хорошо.
– Ну что же, отвечайте, миссис Лэси, – произнес Мейсон.
– Мне не известно, что именно вы сказали полицейским.
– Однако в своей исковой жалобе в суд вы указали, что знаетеоб этом.
– Это сказано просто в качестве логического вывода, – сказалБюргер.
– Однако миссис Лэси достоверно известно, что в ее гаражебыли насквозь промокшие одеяло и мужские ботинки.
– Она везла в одеяле лед, – раздраженно вмешался Бюргер.
– Не будете ли вы добры поднять правую руку? – спросилМейсон.
– Что вы хотите этим сказать? – насторожился прокурор.
Мейсон улыбнулся:
– Поскольку вы стали отвечать на мои вопросы вместо свидетельницы,прошу вас принять присягу.
Зал оживился, а лицо Бюргера залилось краской.
– Продолжайте, господа, – вмешался судья. – Прошу советниковвоздержаться от личных выпадов, а свидетельницу отвечать на вопросы лично, безпомощи прокурора.
– Итак, в вашем гараже были насквозь промокшее одеяло и неменее мокрые ботинки? – спросил Мейсон.
– Да, – ответила она, – в одеяле мы несли лед, а ботинкипринадлежали моему мужу. Я думаю, что жена имеет право оставить в своем гаражеобувь мужа, если ей этого хочется.
– Он был уже вашим мужем в тот день?
– Нет, мы поженились через четыре дня после этого.
– Но вы подтверждаете, что одеяло и ботинки действительнонаходились в углу вашего гаража?
В глазах присяжных появился интерес, а быть может, изакралось первое подозрение. Прокурор нервно ерзал на своем стуле, а когдасвидетельница заколебалась, он словно собирался заявить протест, но тут жеснова сел, так как не мог придумать основание для него.