Так или иначе, но в августе 1851 года Лёля познакомилась с красивым высоким молодым человеком восточного происхождения, который стал для нее искусным лоцманом в бескрайнем море знаний. И не только лоцманом, а впередсмотрящим ее жизни, хозяином ее судьбы. Откуда появилось у него имя Мория? Я думаю, что Блаватская использовала библейское название горы, на вершине которой Исайя собирался принести в жертву Богу собственного сына и где был построен, согласно преданию, храм Соломона. Впервые она обнаружила это имя, как мне представляется, не в Библии, где оно встречается дважды, а в книге своего детства и юности «Мудрость Соломона».
Елена Петровна утверждала, что неоднократно общалась в Лондоне с Учителем Морией. Он рассказал ей о грандиозных планах по изменению человечества в лучшую сторону и дал понять, что путь этот будет тернистым. Он предоставил ей время немного подумать, прежде чем она согласится на сотрудничество. Тогда же, в Лондоне, Учитель Мория просил сохранить до поры до времени их встречу в тайне. Он обещал ей путешествие в Тибет, и там, в Гималайском братстве, обещал подготовить ее к уникальной роли посредницы между Учителями, иерофантами, звездными братьями и обыкновенными смертными. С этого времени жизнь Блаватской приобрела новые смысл и значение. Если прежде она была в одиночестве, то теперь ее брал под опеку человек, достигший высочайшего уровня духовности. И не просто помогал ей, а делал своим доверенным лицом, местоблюстительницей Гималайского братства в так называемом цивилизованном обществе. Вот такого человека она могла любить без памяти, чтить его и ему повиноваться. Он вышел из-за таинственной завесы, чтобы быть с ней рядом и направлять ее.
Для любой девушки всегда травма быть отвергнутой мужчиной, лучше и благороднее которого, как ей кажется, нет никого на целом свете и о котором она с придыханием рассказывает своим подругам. С течением времени нанесенная обида забывается, а воспоминания об этой девической влюбленности приобретают экзальтированный характер. Особенно когда в дальнейшем не складывается личная жизнь. В этом случае эфемерный образ несостоявшегося возлюбленного становится вполне осязаемым и возвышенным. Теперь вы, надеюсь, понимаете, почему именно в такие неожиданные и экзотические формы трансформировалось в сознании Блаватской чувство неразделенной и страстной любви и ее уязвленное болезненное самолюбие. Нельзя при этом также не учитывать импульсивность и нервозность ее натуры, а также тщеславного желания, чтобы ей пели осанну на протяжении всей оставшейся жизни.
Глава третья НЕИЗВЕСТНЫЕ ГОДЫ
Англия ее разочаровала. В этой стране почти никому не было дела до психических феноменов. Появилась, правда, в Кембридже немногочисленная группка молодых людей, которых заинтересовала как эта неисследованная сторона человеческой психики, так и связанные с ней явления[182].
Оккультный бум начался чуть позднее, с 1852 года. Приехавшая в Лондон из Америки медиум миссис Хейден за свои демонстрации брала гинею с человека. В 1853 году мания столоверчения охватила английское общество. Участие в спиритических сеансах принимали королева Виктория и принц Альберт[183]. Все эти факты, связанные то с отсутствием, то с возникновением моды на контакт с потусторонними существами, не следует упускать из виду, и тогда перед нами откроется бытовая сторона жизни Блаватской в Лондоне после отъезда княгини Багратион-Мухранской.
Лёле опять захотелось самостоятельности и свободы в передвижении по миру. Она оказалась без средств к существованию, без опекающих ее русских друзей, с неопределенными надеждами на будущее. Блаватская не любила вспоминать то время, переломное и тяжелое в ее судьбе.
Последующие семь лет жизни Блаватской выпали из поля зрения даже ее придворных летописцев. Альфред Перси Синнетт, которому Елена Петровна немало рассказала о себе, также не смог восстановить «белые пятна» в ее биографии с 1851 по 1858 год и сетовал на отсутствие у «старой леди» привычки вести дневник и на ее плохую память. Можно говорить о сознательной забывчивости Е.П.Б., но на слабую память она не жаловалась. Она умела, как никто другой, заметать следы и прибегать к мистическому туману, когда была в этом крайне заинтересована.
Елена Петровна основное внимание обращала не на частности, а на общий стиль своей насыщенной бурными событиями жизни. Стиль этот, разумеется, был сугубо романтический. Поэтому в беллетристических произведениях Блаватской вы не найдете изображения обыкновенных людей в заурядных ситуациях. Ее герои — не от мира сего, особенные, избранные натуры. Они подвержены роковым страстям и мучительным сомнениям. Блаватская предпочитала эффектные сцены в духе Шиллера, и это переносилось также и на ее устные рассказы о собственной жизни, в которых обязательно проливается кровь, а окружающий мир кишит подосланными убийцами и негодяями, уродами и дураками, сотрясается политическими скандалами, интригами и заговорами, полон смертей и походит на сумасшедший дом.
Чтобы в таком мире окончательно не потерять рассудок, требовалась поддержка противодействующих злу, справедливых и добрых сил. Именно эти силы в последующие годы ее жизни воплощают собой гималайские Учителя: Мория, Кут Хуми, Лалл Синг и др.
Она всегда держала в уме ту простую истину, что большинство людей — нравственные дальтоники и воспринимают мир в черно-белых красках. Большинство из них занято ежедневной борьбой за выживание, и им не до наслаждения радужными переливами быстротекущей жизни.
Семь лет жизни Блаватской, о которых у нас нет достоверных сведений, были, я убежден, необыкновенными, насыщенными многими значительными лично для нее событиями. И не важно, где эти годы проходили — на Западе или на Востоке. К тому же не стоит забывать, что Елена Петровна свою молодость не сдавала в ломбард и не обсыпала нафталином. На мой взгляд, она получила все возможное и невозможное, что молодость смогла ей предоставить.
Очень может быть, что она побывала в то время в Индии, Непале, на Тибете, Яве, в Сингапуре, на Цейлоне. Все может быть. По крайней мере, в письмах к Синнетту она признается, что в 1855 году поехала вторично в Индию только потому, что тосковала по Учителю[184]. Первая поездка, как она утверждает в письме к Дондукову-Корсакову, состоялась в 1853 году. В том же письме она пишет о своем Учителе Мории: «В Англии я виделась с ним лишь дважды, и во время нашей последней встречной мне сказал: „Судьба навсегда свяжет вас с Индией, но это произойдет позже, через 28–30 лет. Пока же поезжайте и познакомьтесь с этой страной“. Я туда приехала, почему — сама не знаю! Это было точно во сне. Я прожила там около двух лет, путешествуя, каждый месяц получая деньги неведомо от кого и честно следуя указанным мне маршрутом. Получала письма от того индуса, но за эти два года не виделась с ним ни разу. Когда он написал мне: „Возвращайтесь в Европу и делайте что хотите, но будьте готовы в любой момент вернуться,“ — я поплыла туда на „Гвалиоре“, который у Мыса потерпел кораблекрушение, однако меня и еще десятка два человек удалось спасти»[185].
