Он добр ко всем нам, мы же все — лишь его тени. „Кэрри“, — говорит он, поворачиваясь к миссис К., и сразу видишь, что она для него единственный реально существующий человек. И Кэрри берет его, прижимает к груди и несет в их неуютный дом с твердыми стульями. Он же совершенно счастлив».
Глава пятнадцатая «ДОЛЖЕН ЖЕ ПОЕЗД КОГДА-НИБУДЬ ОСТАНОВИТЬСЯ»
Отношения между супругами в последние годы жизни Киплинга переданы Клэр Шеридан и Хью Уолполом зло, но довольно точно. Дело в том, что Кэрри так до конца и не оправилась после смерти сына, к радикулиту и диабету прибавились расшатанные нервы, она пребывает в постоянном напряжении, которое нередко выливается в истерику. Как и раньше, она, как говорят англичане, means well («хочет как лучше»), но то и дело срывается, ее властную, тревожную натуру трудно обуздать, и Редьярду, несмотря на его поистине ангельское терпение и любовь к жене, в самом деле приходится порой нелегко. Тем не менее супруги не расстаются ни на минуту. Редьярд возит Кэрри по врачам, однажды, осенью 1935 года, даже повез ее на лечебные воды в Мариенбад, хотя ехать в Германию ему, по понятным причинам, хотелось не слишком.
Назвать в эти годы Киплинга счастливым, как это сделал Уолпол, было бы большой натяжкой. Спустя девять лет после гибели Джона Киплинги остаются в «Бейтмензе» совсем одни. Элси, живая, пытливая (дома ее все называли «Элси-почемучка»), в 1924 году выходит замуж за Джорджа Бэмбриджа, дипломата, бывшего офицера, служившего, как и Джон, в полку Ирландских гвардейцев. Молодые отбывают по месту работы мужа в Брюссель, долгое время живут в Мадриде и Париже и в Англию возвращаются только спустя десять лет, в 1933 году. «Бейтменз» опустел. «Дом сделался вдруг каким-то большим и очень тихим», — пишет Киплинг дочери, которую за порывистость и жизненную активность называл «Пташкой».
Оставшись без детей, Киплинги на глазах стареют и все чаще болеют. В декабре Редьярд опять слег с пневмонией, он страдал от язвы двенадцатиперстной кишки, пребывая при этом в полном неведении, отчего у него такие сильные и подолгу непрекращающиеся боли в желудке. Его близкий друг и знаменитый хирург сэр Джон Глэнд-Саттон лечил Киплинга не один десяток лет, однако поставить ему верный диагноз так и не сумел.
Нет ничего удивительного поэтому, что в рассказы 1920—1930-х годов проникают мотивы войны, врачей, болезней, смерти — все это для стареющего писателя, потерявшего к тому же двух детей, более чем актуально. Сказывается подавленное настроение Киплинга и на чтении: в конце жизни он полюбил поэтов-метафизиков, Джона Донна в первую очередь, елизаветинцев, Мильтона, везде возил с собой томик Горация, которого так ненавидел в школе.
Вместе с тем жизнь идет своим чередом, и нельзя сказать, чтобы Киплинг последние пятнадцать лет жизни ничего не писал, никуда не ездил, ни с кем не общался и жил затворником в суссекской глуши. Вовсе нет.
В 1923 году выходят, наконец, «Ирландские гвардейцы в мировой войне». Тремя годами позже появляется сборник рассказов «Приходы и расходы», где доминирует военная тема, через шесть лет — еще один, последний сборник рассказов «Границы и обновления». Примерно в это же время Киплинг вместе с оксфордским историком Флетчером пишет для школ «Историю Англии», а совсем незадолго до смерти завершает автобиографию «Немного о себе», на которую мы в этой книге так часто ссылались. Книги вышедшего из моды писателя продолжают тем не менее издаваться большими тиражами. Английское издательство Макмиллана продало в общей сложности семь миллионов экземпляров произведений Киплинга, американский «Даблдей» — восемь миллионов. В тридцатые годы в Англии и Америке выходят многочисленные сборники избранной прозы и поэзии Киплинга, издательство «Мэтьюен» «отвечает» за поэзию, издательство «Макмиллан» — за прозу. Какие только киплинговские издания не выходят в эти годы: и карманные, и школьные, и подарочные, в коже и с золотым обрезом, и скромные, в мягком переплете «служебные» — для солдат и колониальных чиновников. Выпускаются тематические сборники, скажем, все рассказы Киплинга о собаках, или все рассказы Киплинга из морского быта, или все истории с участием «человеческого детеныша» Маугли. С особым тщанием, на особой, вручную изготовленной бумаге готовится «подарочное» 35-томное полное собрание его сочинений, которое принято называть «Суссекским» и которого сам Киплинг уже не увидит.
В 1920—1930-е годы слава писателя существенно опережает его литературные достижения. В этот период к титулу почетного доктора Оксфордского университета Киплинг прибавляет не менее значимый пост члена совета кембриджского колледжа Святой Магдалины. В 1921 году он становится почетным профессором («мастером») Сорбонны, где в ноябре в торжественной обстановке читает лекцию «Добродетель Франции», а затем и доктором Страсбургского университета. Его, вслед за Вальтером Скоттом, Джорджем Мередитом и Томасом Гарди, награждают золотой медалью Королевского литературного общества, он неизменный участник заседаний Королевской академии искусств, только по одному его роману «Свет погас» снимаются три фильма. В 1927 году стараниями его школьного друга Данстервилла создается Киплинговское общество, которое выпускает ежегодник «Киплинг джорнэл» и на сегодняшний день насчитывает больше тысячи членов. Киплинг — почетный член самых заметных лондонских клубов — «Атенеума», «Авторского», «Бифстейк-клаб» — даром что бифштекс ему, язвеннику, строго противопоказан. Ему, как мы знаем, благоволит сам король. После двух встреч во Франции Киплинг и Георг V, встретившись однажды в одном частном доме, проговорили, к недоумению и зависти гостей и хозяев, весь вечер, а спустя несколько недель Киплинг получил приглашение провести уик-энд в королевской загородной резиденции Балморал. Киплинг снабжает короля-книгочея книгами, которые тот возвращает владельцу аккуратно надписанными августейшей рукой, и даже как-то раз сочиняет монарху его традиционное рождественское радиообращение.
Не покидает Редьярда и Кэрри и «охота к перемене мест». Оставив разросшееся хозяйство на надежнейшую и преданнейшую Дороти Понтон, пожилая чета объездила на машине всю Англию и Шотландию, к Франции, которую они в тридцатые годы исколесили вдоль и поперек, добавились Испания, Италия, Чехословакия. Побывали они и в Алжире, и на Сицилии, и в Судане, описанном в «Письмах из путешествий», уже во второй раз в Египте, в Палестине и даже на Ямайке и в Бразилии, откуда автор «Маугли» и «Кима» регулярно посылал «Бразильские очерки» в консервативную «Морнинг пост», свою самую любимую лондонскую газету.
Пишет Киплинг во время путешествий и для себя самого, не в газету, а в записную книжку — когда-нибудь, дескать, пригодится. Эти его путевые заметки сочетают в себе дотошные, как в туристических справочниках, сведения об отелях, дорогах, цифрах на спидометре и погодных условиях с оригинальными, красочными, порой забавными наблюдениями и впечатлениями. Эти подробности писатель приберегал для рассказов, но хороши они и сами по себе.
Вот, например, что он пишет в уже цитировавшихся «Французских сувенирах»: «Вас-то мы приютим, мсье, — заверил нас местный крестьянин, когда мы подъехали к его дому. — Вас, но не Ваш автомобиль. Он перепугает наших лошадей». Или: «Прохожие здесь, стоит им оказаться на проезжей части, напоминают буйно помешанных, они шарахаются от машин и на всю улицу кричат: „Assasin!“»[33].
